нехваткой недостроенных квартир, и, возможно, тем, что мы перестанем жить где-либо". Последнее маловероятно, - жалобно причитает Эйлин, - потому что более коротким и не менее точным итогом было бы "НИЧЕГО НИКОГДА НЕ ПРОИСХОДИТ В СВИНЬЕ".

Очевидно, что Эйлин была в очень хрупком состоянии, "слишком глубоко подавлена, чтобы написать письмо" и отчаялась в своей способности организовать визит в дом Норы в Бристоле. Прошли буквально годы с тех пор, как выходные принадлежали мне, и у Джорджа случилось бы кровоизлияние". В конце марта ее настроение было еще более подавлено смертью горячо любимой матери. Насколько это было заметно Оруэллу? Интимные подробности их отношений в начале 1941 года невозможно вспомнить, хотя из замечаний Эйлин о ее "разочарованных" попытках покинуть Гринвич становится ясно, что они проводили время порознь. Есть также подозрение - больше чем подозрение - что у Оруэлла появился новый романтический интерес. Это была писательница Инес Холден, с которой он познакомился в начале войны и чья дружба стала характерной чертой его жизни в военное время.

К этому моменту своей карьеры Инес была пятнадцатилетним ветераном лондонской литературной сцены - ее первый роман, "Милый шарлатан", был опубликован еще в 1929 году, - и ее раннее появление в печати было обусловлено ее статусом члена группы тусовщиков и обеспеченных светских львиц, известных обозревателям сплетен Флит-стрит как "Яркие молодые люди". Энтони Пауэлл, знавший ее по издательской деятельности в Duckworth, оживил ее легенду в книге "Что стало с Уорингом" (1939), где она предстает в образе Роберты Пейн, "высокой девушки с большими черными глазами, которые имели свойство увеличиваться в размере, когда она смотрела на вас". О доходах и образе жизни Роберты рассказчик Пауэлла пишет, что "она обычно была так хорошо одета и обута, что обычно предполагалось, что неясные богачи, слишком скучные, чтобы позволить себе появиться, вносят какой-то вклад в ее содержание". Молодой Холден, согласно воспоминаниям Пауэлла, "жил довольно опасно в богатом мире явно старшего поколения", был тонким ледорубом, выживал за счет подачек и жил по большей части в убогой бедности.

Все это заставляет говорить о ней как о роковой женщине, если не о пуле де люкс, но к концу 1930-х годов партийность уступила место радикальному социализму. Независимо от того, стала ли она коммунисткой, как отмечает Пауэлл, "ее страстная ненависть к коммунистической партии впоследствии позволила предположить, что она хорошо знакома с ее методами". Был план издательства Gollancz опубликовать ее и военные дневники Оруэлла в совместном издании, но в итоге от него отказались, сославшись на несоответствие их стилей. Но Оруэлл, личность которого в ее дневнике скрыта под инициалами Г. К., хотел большего, чем литературное сотрудничество.

Писатель Г. К. бывал здесь несколько раз. Я встретил его однажды вечером за ужином, потом после, когда я катался на велосипеде... он приехал с женой выпить, а потом вдруг появился здесь и пригласил меня на обед в зоопарк, и мы провели этот очаровательный день, пообедали там, я вернулся и выпил чаю в его квартире, а потом, когда он уже переоделся в форму Внутренней охраны и был готов отправиться на свой парад, он более или менее "набросился"... Я был удивлен этим, интенсивностью и срочностью.

Возможно, Эйлин догадывалась о влечении Оруэлла, поскольку ужин, за которым они втроем сидели позже вечером, проходил в "атмосфере погруженного напряжения". Инес, жившая на Олбани-стрит, NW1, в пределах географического ареала Оруэлла, стала увлеченным наблюдателем его жизни в военное время (в той же дневниковой записи о деятельности Оруэлла в "Домашней гвардии" отмечается, что "на этой неделе Г. К. - лидер парашютистов-нацистов"). Вскоре после их встречи она записывает, что он заключил субподрядный договор на часть своей работы в "Времени и приливе", по которому Инес посещала спектакли от его имени и предоставляла резюме, которые он затем готовил к публикации: "Это дает ему больше свободного времени, чтобы заняться более важной работой, он говорит, что будет отдавать мне половину денег". В одной из последующих записей Оруэлл признает, что "моя театральная критика была в порядке". Инес также стала инициатором одной из величайших дружеских связей в дальнейшей жизни Оруэлла, когда, ужиная с ним и Эйлин в кафе "Ройал", она заметила, что Пауэлл и его жена сидят за столиком в другом конце зала. Подойдя к ним, Инес рассказала о своих друзьях и предложила Пауэллам присоединиться к ним, когда они закончат трапезу. Рассказ Пауэлла о следующих нескольких минутах - один из самых ярких фрагментов его мемуаров, сразу же передающий ощущение - присутствующее во всем, что Пауэлл писал об Оруэлле, - того, насколько сильно он отличался от всех остальных. Катализатором послужила патрульная форма, в которой Пауэлл, находясь в отпуске из Уэлчского полка и желая "сделать вечер более торжественным", пришел на встречу. Будучи уверенным, что Оруэлл не одобрит эти "претенциозные полковые мундиры", Пауэлл, к своему удивлению, обнаружил, что они его очаровали. Первыми словами Оруэлла, "произнесенными со значительным напряжением", были:

"У вас брюки застегиваются под ногой?

Пауэлл сказал, что да. Оруэлл кивнул. 'Это действительно важная вещь... Я сам носил такие, которые застегивались под ботинком', - объяснил он, имея в виду свое пребывание в Бирме. Эти ремни под ногами дают такие ощущения, каких нет нигде в жизни". Его голос, как отметил Пауэлл, имел "любопытную хрипотцу".

Коннолли нарисовал настолько строгую картину привычек и поведения Оруэлла, что, по признанию Пауэлла, "когда появилась возможность встретиться с ним во плоти, я поначалу не хотел вовлекать себя в столь бережливую жизнь и высокие мысли". Но они поладили и, когда Пауэлла перевели в военное министерство, установили регулярную рутину обедов и встреч, которой ничуть не мешали ни высокий торизм Пауэлла, ни его неприязнь к некоторым любимым авторам Оруэлла. Попытка заставить его прочитать "Любовь и мистер Льюишем" Уэллса закончилась неудачей.

 

К началу апреля Оруэлл и Эйлин переехали в квартиру, о которой говорилось в письме Норе Майлз, на верхнем этаже семиэтажного дома под названием Лэнгфорд Корт на Эбби-роуд, NW8. Атмосфера была полиглотской, среди жильцов было много беженцев, а с крыши открывался панорамный вид на город. Тем временем, как отметил Оруэлл в своем дневнике, военные новости были плохими: армия союзников отступала из Греции, а на юге "Африканский корпус" Роммеля достиг границы Египта. После пребывания в Уоллингтоне они вернулись к череде бессонных ночей и бомбовых налетов. Особенно неспокойным был вечер в начале мая, когда, разбуженные сильным взрывом, они обнаружили, что по всему кварталу полыхают пожары: бомба упала на соседний гараж,