Так они и продвигались. Ханс всегда наперед знал, когда на их пути попадется крестьянский двор, где они найдут подкрепление себе и лошади. Везде он был со всеми знаком, повсюду его принимали дружески, но, как показалось Георгу, с некоторым удивлением.

Обыкновенно Ханс сперва какое-то время шептался с хозяином, в то время как хозяйка усердно угощала юного рыцаря хлебом с маслом и неразбавленным яблочным вином, а их дети восхищались статным красивым гостем, его нарядной одеждой, перевязью, развевающимися перьями берета. Когда с угощением бывало покончено и лошадь успевала передохнуть, все домашние провожали гостей до ворот, и юный рыцарь, к своему стыду, не мог вознаградить гостеприимных хозяев — предостерегающий взгляд Волынщика из Хардта заставлял их отказываться от малейшего подношения. И эту загадку не раскрыл ему провожатый, вымолвив лишь уклончиво, что если эти люди пожалуют в Хардт, то непременно погостят у него.

Ночь путники провели в одинокой усадьбе, где хозяйка с готовностью устроила своему знатному гостю постель на скамье за печкой, после того как пожертвовала ему на ужин пару голубей и подала щедро намасленную овсяную кашу.

На следующий день путешествие продолжалось таким же образом, только Георгу казалось, что его проводник действует с еще большей осторожностью. Так, когда они приблизились к одному подворью, он заставил всадника шагов за пятьсот остановиться, а сам осторожно прокрался к строениям, все заботливо осмотрел и только тогда сделал знак молодому человеку следовать за ним.

Напрасно Георг расспрашивал его, не опасно ли здесь, нет ли поблизости союзных войск. Он не ответил определенно ни на один из этих вопросов.

К полудню, когда тропка стала виться по равнине, путешествие сделалось опаснее; хардтский музыкант, по-видимому, не хотел приближаться к жилью, в одном дворе он запасся мешком с провизией для них обоих и кормом для коня. Он, видимо, искал еще более уединенную тропу. Георг также подметил, что они не следуют прежнему направлению, а уклоняются вправо.

На опушке тенистого букового леска, где чистый ключ и свежая трава так и приглашали к отдыху, был сделан привал. Георг спешился, а его проводник вынул из мешка еду для обеда. Позаботившись затем о коне, он сел у ног молодого человека и с большим аппетитом приступил к еде.

Георг, утолив голод, внимательно оглядел окрестности. Они находились в живописной широкой долине, которую пересекала крохотная речушка. По ее берегам раскинулись хорошо возделанные поля, упирающиеся в невысокие холмы.

Местность была намного приветливей тех горных отрогов, которые они недавно пересекли.

— Кажется, мы покинули Альпы? — спросил молодой рыцарь, повернувшись к своему спутнику. — Эти холмы и приветливая долина приятнее пустынных пустошей, которые мы проехали. Даже воздух здесь теплее, и ветер больше не пронизывает до костей.

— Вы правильно догадались, юнкер, — ответил Ханс, собирая в мешок остатки провизии, — мы уже в низине, а эта речушка впадает в Неккар.

— Но как это случилось, что мы свернули с дороги? Мне еще наверху показалось, что мы изменили направление. Насколько я понимаю, эта тропа уводит далеко вправо от Лихтенштайна.

— Ну, теперь я могу вам открыть, — ответил крестьянин, — не хотел вас там, в Альпах, пугать понапрасну. Теперь же мы, слава богу, в безопасности, ибо даже в худшем случае находимся всего в четырех часах ходьбы от Хардта, где нам уже ничего плохого не смогут сделать.

— В безопасности? — перебил его удивленный Георг. — А кто нам может угрожать?

— Союзники, конечно. Они шныряют по горам, ведь их всадники частенько приближались к нам чуть ли не вплотную. Уж очень не хотелось бы мне угодить в их лапы, они, как вы знаете, не благоволят ко мне. Да и вам, скорее всего, не по душе обратиться в арестанта господина стольника.

— Боже меня сохрани! — вспыхнул Георг. — Попасть к стольнику! Уж лучше умереть на месте! Но что им здесь надобно? Поблизости ведь нет вюртембергских крепостей, да и вообще, как ты говорил, путь для них повсюду открыт. Для чего они здесь разъезжают?

— Видите ли, юнкер, повсюду есть плохие люди. Любой истинный вюртембержец скорее позволит содрать с себя кожу, чем выдаст герцога, а союзники устроили на него настоящую облаву. Стольник, говорят, пообещал целую кучу золота тому, кто захватит герцога, и разослал во все концы своих рыцарей. Вот они теперь и разъезжают повсюду… Говорят, что среди крестьян уже нашлись люди, падкие на золото. Они-то и могут указать ищейкам стольника все ущелья и пещеры.

— Так они ищут герцога? Но он, говорят, бежал из страны. Кроме того, я слышал, что герцог спрятался в своем хорошо защищенном Тюбингенском замке, где его охраняют сорок рыцарей.

— Да, в замке сорок дворян, — хитро улыбнулся крестьянин. — И герцогский сынок Кристоф тоже там, это верно. Но там ли сам герцог, никому не известно. Скажу откровенно, насколько я его знаю, он запрется в крепости в случае крайней необходимости, ведь это смелый, отважный человек, и ему по нраву пребывать в лесах и горах, даже когда это опасно.

— Если союзники ищут герцога, значит он где-то здесь, поблизости?

— Где он, я не знаю, — ответил Волынщик, — и готов биться об заклад, что этого не знает никто, кроме Бога. Но где он будет, мне известно, — продолжал с воодушевлением Ханс. — Когда совсем станет плохо, верные ему люди подставят свои головы, чтобы защитить владыку от союзников. Он, конечно, суровый господин, но твердая рука его нам приятнее ханжеских слов баварцев и австрийцев.

— А если союзники узнают несчастного герцога, когда случайно на него наткнутся? Вдруг он не изменил своего обличья? Ты как-то описал его, и я почти вижу лицо герцога перед собою, особенно властный, горящий взор. Расскажи подробнее, как он выглядит?

— Герцог лет на восемь старше вас, тоже высок ростом, вообще во многом сходен с вами. Когда вы сидели на коне, а я шел сзади, мне часто вспоминался герцог — он точь-в-точь так же выглядел в дни своей славы.

Георг поднялся, чтобы посмотреть на коня; слова крестьянина внушили ему сомнения в собственной безопасности, только теперь он осознал, как безрассудно поступил, углубившись в оккупированную страну. Было бы крайне неприятно оказаться схваченным сейчас.

Правда, Георг мог после своей клятвы отправляться куда угодно, если, конечно, в эти четырнадцать дней не станет принимать деятельного участия в борьбе с союзом; но он все-таки чувствовал всю неловкость пребывания в краях, далеких от его родины, к тому же в обществе человека, казавшегося весьма подозрительным, даже опасным для союзных военачальников. Повернуть назад не было возможности, — по всей вероятности, союзные войска уже заняли горы, самым безопасным казалось поторопиться пройти последние посты войск, тогда опасность останется позади, а впереди откроется свободный путь.

Однако конь, который должен был пронести своего хозяина сквозь цепь больших и малых неприятностей, обычно очень выносливый, сейчас опустил уши: долгий путь по каменистым тропам утомил и ослабил его. К своей досаде, Георг заметил к тому же, что животное неохотно ступало на переднюю левую ногу, что и неудивительно после восьмичасового путешествия по горным тропам.