Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джоанна разочарована, но не озлоблена. То, как с ней поступали некоторые ее агенты и редакторы, было непростительным и недостойным, и она имеет право чувствовать себя обиженной, но не снимает части вины и с себя. Она считает, что в начале карьеры писателя у нее были слишком наивные представления об издательской индустрии. Если бы она знала тогда то, что знает сейчас, она бы не рассчитывала, что агенты и редакторы будут давать ей разумные советы, и не воспринимала бы ободрение с их стороны как свидетельство заинтересованности или долгосрочной поддержки. Она попыталась бы выяснить, что ей нужно сделать для успеха, и гораздо более настойчиво требовала бы от агента каких-то действий, больше бы общалась с людьми в издательствах, от редакторов до менеджеров по рекламе, просто чтобы привлечь их на свою сторону. Она постоянно хвалила бы себя, что дается ей нелегко, но сейчас она считает это необходимым, «поскольку издатели совершенно не уверены в том, что это хорошо, а это – не очень, что это будет успешным, а это – нет, и им нужно слышать позитивные вещи». Но прежде всего она с самого начала постаралась бы быть более амбициозной. Она бы не считала, что может работать медленно и упорно и строить карьеру писателя, выпуская все более хорошие книги, но отвела бы себе максимум десять лет на то, чтобы добиться успеха, «потому что, если ты не сделала этого за такой срок, тебя бросят». Она не винит редакторов. Она понимает, что они подвергаются почти такому же давлению: «Они либо делают это быстро, либо вообще не делают, и большую часть времени они находятся в полном неведении относительно того, что происходит, как и авторы». Но она сожалеет о том, что крупные издательства стали настолько нетерпеливыми, настолько озабоченными цифрами продаж, что готовы отказываться от авторов, в которых вложились, просто потому, что их книги, какими бы хорошими они ни были, не демонстрируют кривую роста продаж, которую они хотят видеть. «Я сожалею об утрате прошлой издательской этики, когда редакторы посвящали себя авторам, которые, по их мнению, имели потенциал, во всем их поддерживали и считали, что они развивают литературу, а не просто выпускают бестселлеры. Как ни странно, я испытываю своеобразную ностальгию по тому, с чем никогда не сталкивалась».
Единственным утешением служит то, что друзья Джоанны – писатели, и она проводит с ними много времени. Как и многие другие, она зарабатывает на жизнь не сочинительством, а обучением будущих писателей на условиях неполной занятости. Она стала частью писательского сообщества, которое имеет свои собственные формы социальной жизни и поддержки, начиная с неформальных сетей друзей и заканчивая встречами и писательскими конференциями. Это сообщество, связанное общим интересом к сочинительству, а также дружбой и преданностью, что для многих писателей глубже и важнее, чем отношения с агентами и редакторами («Коллеги-писатели становятся твоими друзьями, и они не бросят тебя, если тебя не будут публиковать»). Сообщество писателей – отдельный мир; он пересекается с издательским, но это пересечение чревато напряженностью, которая обусловлена тем, что интересы писателей не всегда совпадают с интересами агентов и редакторов, как замечательно показывает пересказанная Джоанной шутка одного известного писателя во время послеобеденной речи на писательской конференции:
Мы снова здесь, – сказал писатель, выступавший с речью, – люди из издательской индустрии, люди из писательской индустрии, люди из книжной индустрии. Разве это не прекрасно? Я вижу вас всех, – сказал он, глядя на сидящих за столиками в банкетном зале. – Я вижу писателей, которые пытаются выглядеть достаточно умно, как будто они не на грани нищеты, хотя они именно там. А вон там у нас издатели – конечно, одетые попроще, потому что они не хотят, чтобы кто-то знал, насколько у них все хорошо. А еще есть агенты, – сказал он после небольшой паузы, вновь окинув зал взглядом. – Да, агенты не так заметны, разве что иногда над водой показывается плавник.
Конечно, история Джоанны уникальна, как и история каждого человека, но траектория ее карьеры – нет. На самом деле это очень распространенный случай. Многие авторы обнаруживают, что эта индустрия не особенно чутко реагирует на их потребности и не стремится развивать их писательскую карьеру; вместо этого они обнаруживают, что индустрия готова принять их, когда они свежие и неизвестные, возможно, даже готова осыпать их авансами, превосходящими их самые смелые мечты, но быстро отказывается от них, если после нескольких книг (или даже меньше) продажи не достигают достаточно высоких уровней – хотя каковы эти уровни, для большинства писателей остается загадкой, словно это тщательно охраняемая коммерческая тайна. Многие пытаются вырваться из того, что в реальности становится порочным нисходящим кругом: неутешительные цифры продаж влекут за собой снижение авансов и слабую или нулевую маркетинговую поддержку, книготорговые сети заказывают меньшие партии книги и не пытаются сделать ее заметной в книжных магазинах, а это повышает вероятность дальнейшего разочарования продажами. Это затухающее движение по спирали продолжается до тех пор, пока кто-нибудь его не остановит – либо издательство отклонит следующую книгу, либо агент решит, что карьера писателя зашла в тупик, либо писатель захочет сменить агента или издателя, а то и обоих.
В результате у многих писателей совершенно естественно возникает ощущение, что они стали пленниками своей «предыстории». «Безусловно, – сказала одна бруклинская писательница, когда я спросил ее, чувствует ли она себя в ловушке своей истории продаж. – На самом деле я даже хотела разослать рождественскую открытку с призраком прошлого Рождества, который тащит за собой свои цепи, с надписью: „Я таскаю с собой цифры продаж, которых добился в жизни“. Вот что я думаю по поводу своей истории продаж». Как и у многих писателей, за прошедшие годы ее карьера видела взлеты и падения. Она опубликовала 14 книг в крупных импринтах, имела стабильные продажи и один-два скромных хита,