Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вперёд выступил довольно молодой ещё человек, вряд ли старше тридцати пяти лет, но уже осанистый, с небольшим брюшком, одетый вызывающе ярко и броско: на нём были узкие разноцветные колготки, на правой ноге белого цвета, на левой — красного, грудь и живот прикрывал дублет, тоже двойного цвета, но на этот раз обратной раскраски, справа красный, слева белый, из под дублета выглядывал довольно высокий воротник нижней одежды, явно шёлковой, пурпурной расцветки, сам дублет был опоясан рыцарским поясом, кожаным, но полностью покрытым золотыми овальными бляхами, с какими-то изображениями, которые я издали не сумел разобрать. А сверху на нём было накинуто роскошное тёплое одеяние, с огромным меховым воротником, который раскинулся до самого конца плеч. Нечто фиолетовое, с серым мехом. Похоже, и без этого человеку было тепло, потому что застёгивать одеяние человек не торопился. На голове у человека был мягкий берет со страусиным пером, приколотым золотой брошью, на шее — толстенная, пожалуй, толще большого пальца руки, золотая цепь, а на ногах… я даже не поверил глазам! На ногах была очень странная обувь! Представьте себе кожаные башмаки. Представили? Теперь отрежьте почти весь верх башмаков, чтобы едва-едва доходило до косточки на лодыжке. А теперь удлините и заострите перед ваших башмаков. Да побольше, побольше! Не стесняйтесь! Примерно ещё на длину стопы. Или даже больше. И слегка загните вверх. Ну вот, теперь вы имеете представление, какую нелепую обувь я увидел. Зато с золотыми пряжками, украшенными небольшими сапфирами. Как же он ходит-то, Господи! Он же носками этих туфель будет каждый раз за землю запинаться! А, нет, не будет. Я заметил, что к носкам туфель приделана тонкая золотая цепочка, которая крепится другим концом к коленям. Но всё равно, неудобно же!
Тем временем человек раскинул в приветственном жесте обе руки, выпростав их из особых прорезей в длинных и широких рукавах своего тёплого одеяния:
— Я приветствую братьев-рыцарей в стенах своего замка! Да славится имя Иисусово!
— Во веки веков! — степенно ответил брат Марциан, слезая с коня, — И я приветствую славного барона Гельмута, да будет над ним благословение Божие!
И два рыцаря показательно обнялись.
— Сенешаль! — возгласил барон Гельмут, — Где сенешаль?!
— Я здесь! — вынырнул тот, давешний, низенький и толстенький, который встречал нас у ворот.
— Разместить моих почётных гостей со всеми удобствами! — очень громко, явно напоказ, распорядился Гельмут, — Чтобы крестоносцы ни в чём не знали нужды! Обмыть, накормить, напоить… лошадей разместить в моей личной конюшне! Лучшего овса!
И барон вновь развернулся к Марциану:
— Я надеюсь, после омовения, когда вы слегка отдохнёте, вы удостоите меня небольшой беседы? Право слово, нам есть о чём поговорить…
— Не премину, — склонил голову Марциан, — Почту за честь! Мне тоже нужно многое сказать вам, барон!
И они какое-то время поулыбались друг другу.
— Прошу за мной, господа! — пригласил сенешаль, — Лошадей можете оставить, о них позаботятся.
— Шарик! — повернулся я к своему демону, — Я тебя прошу… нет, я настаиваю! Не опозорь меня! Не устраивай скандалов! Ну?.. Обещаешь?..
Шарик нехотя фыркнул отводя взгляд. Дескать, шёл бы ты, хозяин, мы тут и без тебя разберёмся. Если и захочется благородному коню порезвиться, что ж тут такого?
— Не-е-ет, Шарик, ты мне обещай, что не будешь куролесить! — не повёлся я.
Шарик вытянул вперёд шею и потряс гривой. И искоса посмотрел на меня печальным взглядом. Словно ребёнок, которого любимой игрушки лишают.
— Вот и договорились! — подвёл итог я, — Смотри! А то мне за тебя будет стыдно!
Шарик ещё раз печально фыркнул и переступил передними копытами. Тут подбежал какой-то мальчишка, по всей видимости, помощник местного конюха, а может, и его сын. И протянул руку к поводьям. Шарик задрал верхнюю губу и звонко клацнул зубами. Мальчишка отдёрнул руку. Глупый! Если бы Шарик хотел укусить, он бы укусил. Никто не успел бы увернуться!
— Шарик, не шали! — ещё раз попросил я, поглаживая коня по шее, — Возьми поводья, мальчик! Позаботься об этом коне!
— Само-собой, ваша милость! — серьёзно, ломким голосом, ответил мальчишка, вновь принимая поводья, — У нас коням хорошо! Лучше чем… в общем, хорошо коням!
Тут возникла небольшая заминка. Половину лошадей уже повели на выхаживание и в конюшни, а другая половина ещё была в руках оруженосцев. Сенешаль с криками и руганью требовал какого-то Ансельма, по всей видимости, главного конюшего, вот тут-то Марциан вполголоса и сказал:
— Я узнал этого… Гельмута! Не то, чтобы я был с ним знаком, но наслышан… Так вот, это известный кляузник и наушник! Не удивлюсь, что за это и получил в управление целый замок… А ещё подозреваю, что могут быть провокации, чтобы потом наябедничать Великому магистру! А потому: всем быть начеку! Ни на волосок, ни на полволоска! Особенно ты, Андреас!
— Я?! — обомлел я.
— Ты. Ты не рыцарь, но с рыцарями едешь. А значит, лёгкая мишень. Во всяком случае, по мнению Гельмута. Ты обляпаешься — брызгами нас всех заденет! Я постараюсь быть всегда рядом, и если ты услышишь, что я покашливаю, насторожись! Что-то тут не так! Понятно?
Я не успел ответить. Улыбающийся сенешаль опять повернулся к нам, делая приглашающий жест рукой, и мы пошли вслед за ним, а прибежавшие слуги разобрали наших коней.
Теперь вы понимаете, что значило «кхе-кхе» из-за ширмы?
* * *
Карета остановилась и дверца почтительно распахнулась. Я почему-то надеялась, что это будет Андреас, но нет. Лудвиг. А, ну конечно! Вон он, Андреас, стоит раскрыв рот, разглядывая пёстрое общество. Ну, понятно, почему он растерялся. Да и я хороша, могла бы и предупредить…
Стараясь не нахмуриться — с чего бы обижать человека, который пытается услужить? — я оперлась на протянутую руку и шагнула на ступеньки кареты. И бросила взгляд вокруг.
Ну-у… не так страшно. Мода почти не изменилась за тот год, что я провела в монастыре. Так что, я со своими прошлогодними нарядами не буду выглядеть белой вороной… Господи, что за мысли у меня в голове! Нет бы о божественном, а я о платьях!
С такими покаянными мыслями я спустилась на землю.
— …приветствую славного барона Гельмута, да будет над ним благословение Божие! — донеслись до меня слова брата Марциана.
Я с