Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом Нестор прославился. Во время войны с месенцами он в одиночку убил сто человек! Впоследствии вся Месения покорилась ему. И за великие подвиги, Аполлон вернул ему все годы жизни, которые отнял у детей Ниобы…
Да, он прожил очень долго! Участвовал в войне с кентаврами, вместе с аргонавтами путешествовал за золотым руном, принимал участие в троянской войне… Да… А кто такой Тиресий?
— А тоже легендарная личность! — подмигнула мне Катерина, — Тоже, из ваших, греческих мифов!
— Не слышал…
— Может и слышал, но не всё. Потому что его подробную историю позже написали! Хочешь, расскажу?
Я выглянул в окно. Всё та же рыжая грязь, по которой с трудом колесила карета. Да ещё, кажется, опять дождик принялся моросить…
— Рассказывай! — отвернулся я от окна.
— Ну, вот… Жил себе такой мальчик по имени Тиресий. Не просто мальчик! Отец у него был пастух, а вот мать — нимфа Хариклó.
— Та самая? — поразился я, — жена Хирона, подруга Афины, кормилица Ахилла?..
— Та самая. Жена кентавра Хирона, воспитателя Геракла, подруга Афины, любимой дочери Зевса, богини мудрости, кормилица Ахилла, величайшего из героев троянской войны, который был убит отравленной стрелой в пятку… В общем, не простой мальчик!
И вот, идёт этот мальчик по полю, и видит, две змеи… хм!.. как бы это… в общем, они переплелись между собой…
— Любовь! — подсказал я.
— Да… как раз этим они и занимались… И глупый мальчик не придумал ничего лучше, как ударить палкой по этим змеям. И убил смею-самку. И… стал девушкой!
— Ничего себе поворот! — удивился я.
— Бывает и не такое! — заверила меня Катерина, — Если читать ваши мифы… Так вот, пришлось ему побыть в шкуре женщины! Готовить, стирать, прясть, убирать жилище… И как-то не очень ему это понравилось! То есть, уже ей, а не ему. Семь лет прожила она, пока не случилось, что проходя тем же местом, она опять увидела пару змей, которые переплелись телами… И она…
— Убила самца! — догадался я.
— Верно! Представляю, как она, бедная, выцеливала… хи-хи! Но, как бы то ни было, она опять стала мужчиной. Три дня, говорят, на радостях пила вино без перерыва! То есть, уже пил, а не пила… Во-о-от. Ну и стал Тиресий жить-поживать. А тут новая напасть! Поспорили как-то Зевс и его жена Гера…
— Это они часто делали! — усмехнулся я, — У них, что ни день, то споры!
— Это да, но речь не об этом. На этот раз они заспорили о том, кто больше получает удовольствия во время… хм… как бы это…
Катерина даже порозовела от смущения.
— Во время любовного акта? — тактично подсказал я.
— Да… Вот, во время этого самого, кто больше получает удовольствия? Зевс говорит — женщина, а Гера спорит — мужчина. И так они заспорили, что по всему Олимпу шум и гром, и молнии сверкают! А потом смекнули: есть же у кого спросить! И вызвали к себе этого самого Тиресия. И спросили. Ну, Тиресий помолчал, помялся, да и выдал: мол, если всё удовольствие разделить на десять частей, то одну часть получит мужчина, а девять — женщина! Он, дескать, всё испытал и может подтвердить. Ну, понятно, сбрехнул! Все вы, мужики, такие!
— Почему же «сбрехнул»? — обиделся я, — Может, правду истинную сказал?
— Да, нет! Ну, какое там у женщин «удовольствие»? Фу, и подумать-то стыдно!
— Не скажи! — возразил я, — Если женщину довести до пика наслаждения, ой, да она в руках плавится! У неё глаза в поволоке! Она стонет от счастья!
— А ты что, сам… ну, в смысле… — Катерина пристально взглянула на меня и окончательно запунцовела.
— Да, — признался я, — У меня был такой опыт… У меня четыре рабыни были, отчего же опыту не быть?..
Девушка порывисто отвернулась к окну.
— А что там дальше? — спросил я через минуту, успев мысленно хорошенько себя отругать: нет, в самом деле, не дурак ли?
— Зевс обрадовался, что победил, — сухо ответила Катерина, — А Гера, огорчилась, что проиграла. Гера, кстати, тоже не поверила, подумала, что Тиресий лжёт, чтобы угодить Зевсу. За это она ослепила Тиресия. А Зевс, в награду, дал ему долгую жизнь, длиной в девять обычных, а кроме того, возможность прорицать будущее. Так Тиресий стал слепым прорицателем, который прожил девять жизней…
— Подожди-ка… Мне кажется, я вспомнил! А не его ли встретил в царстве мёртвых Одиссей, когда хотел узнать будущее и причину гнева Посейдона?..
— Его, — подтвердила Катерина, — Только помни: все эти разговоры должны остаться между нами! Особенно про Ветхий Завет! А то ещё скажут, что мы с тобой приверженцы Уиклифа…
— Кто такой Уиклиф?!
— Да был такой… — неохотно откликнулась девушка, — Джон Уиклиф… священник, профессор в Оксфордском университете… и одновременно еретик… лет тридцать назад, как умер. Вроде и умный человек: Новый Завет на английский язык перевёл, говорил, что народ должен на своём национальном языке Богу молиться. Господь, дескать, не только латынь понимает… А вот, упёрся, что Церковь должна жить скромнее, что недопустима пышность и торжественность! Вот ты как думаешь, можно ли священникам носить пышные облачения?
— Конечно! — пожал я плечами, — Больше пышности, значит, больше торжественности. А приобщение к религии — это должно быть торжественно! Это должно отличаться от серых будней!
— Вот видишь? — посмотрела на меня Катерина, — Вроде дурак дураком в делах церковных, а рассудил верно! А этот Уиклиф… в общем, он ставил под сомнение священные таинства! Одно слово — еретик! Так у этого еретика ещё и последователи есть! И не только в Англии, но и здесь, в Европе! Мало того, почти под боком крестоносцев, в Праге! Есть там такой Ян Гус, который проповедует то же самое. И у этого Гуса есть последователи! В общем, если нас сочтут — не дай Бог! — последователями Уиклифа или гуситами, быть беде! Так что, будь осторожен!
— Буду! — очень серьёзно пообещал я, — Кстати, что это там дымит впереди?
— Где?
— Да вон, дома или что-то похожее, трубами дымят…
— Дай-ка взглянуть… А! Это мы к городу подъезжаем. Это бани. Их всегда на окраину города выносят.
— Бани?! — обрадовался я, — Как замечательно! А то, давно нужно было грязь смыть! Надо поговорить с братом Марцианом, чтобы у бани задержались. Ну, помылись, почистились, зáпах, опять же…
— Он не остановится… — заметила девушка.
— Почему?!
— Ну-у… не остановится, и всё тут!
— Потому что мы торопимся?
— Нет.
— Потому что это для простолюдинов?
— Нет.
— Это опасно?
— Нет.
— А