пляс, и собутыльники и гулямы его [тоже] пустились в пляс с венцами[861] на голове. Потом, на другой день, это происшествие распространилось, все жители города, чужие и свои, говорили о нем. Ежели до неприятелей дойдет слух, что кедхудай, [управляющий] сбором налогов и денежными средствами[862] и [ведающий] хозяйственной частью, таков, а сипах-салар Таш и прочие тоже следуют его [примеру] в забавах и увеселениях, то что же останется от уважения? Это не прибавит ничего, кроме неприятности и беспокойства. Обязательно нужно запретить эту беззаботность, потому что было бы предосудительно прикрывать это дело. Решить должно высочайшее усмотрение. Эмир очень огорчился, но сразу ничего не сказал.

На следующий день, окончив прием, он задержал везира и моего наставника Бу Насра и сказал, чтобы принесли письма, кои хранились запечатанные. Он остался наедине с этими двумя особами, и они рассуждали о положении. «Я знал о легкомыслии и непригодности Тахира, нелепо было его туда посылать», — сказал эмир. Ходжа ответил: «Покуда ничего еще не случилось, надобно написать письмо с порицанием его и выговором, чтобы он больше этого не делал и дал зарок целый год не пить вина». «Это само собой, — сказал эмир, — Бу Наср напишет, но надо подумать о другом кедхудае, кого пошлем?» Они ответили: «Как угодно высочайшему мнению, [но] за один проступок, им совершенный, [его] не стоило бы смещать». «Вы не знаете положения в той стране, — заметил эмир, — а я знаю. Тамошний народ не любит хорасанцев. Там надобно заставлять уважать себя со всей силой, только так дело пойдет. А ежели будет наоборот, то они [нас] сочтут бессильными, и все устои полетят кувырком». «Государь знает слуг престола, туда надобен человек внушительный. Из Герата приехал Бу-л-Касим Кесир, у него есть имя; Бу Сахль Хамдеви тоже человек доблестный и способный, и Бу Сахль Завзани также, он уже претерпел много, слуга государю и тоже с именем; равно и Абдус стяжал славу и сан; вот самые внушительные слуги государя. Пусть государь теперь подумает и укажет на того, кого избрало его мнение и сердце», — сказали [везир и Бу Наср]. Эмир ответил: /389/ «Бу-л-Касим Кесир еще не сложил с себя ответственности по [бывшей] должности [своей][863]. С него надо получить отчет, пусть представит, ведь Ахмед, сын Хасана, не успел [в этом]. Когда с его отчетом порешат, то о кем будет повелено, что найдет нужным [наше] разумение. Бу Сахль Завзани не годится ни на какую должность, ни малую ни большую, разве только для подстрекательства, вредительства и переворачивания дел вверх дном. Обманы, которые он учинял по отношению к хорезмшаху и прочим, — мерзки. Бу Сахль Хамдеви стоит этого дела, ибо он и благороден и способен, сведущ и исправлял важные должности». «Государь решил прекрасно, — промолвил ходжа, — достойней его нет».

Эмир крикнул служителя, стоявшего стражем у полога, и велел позвать Бу Сахля Хамдеви. Согласно приказу его позвали. Он явился, предстал [пред лицо эмира] и сел. Эмир обратился [к нему]: «Мы испытали тебя в разных делах и нашли тебя доблестным, способным и надежным человеком. Должность кедхудая Рея и тамошних областей самая важная из всех. Тахир с ней справиться не может», — и он рассказал о его проделках. Потом продолжил: «Наш выбор падает на тебя, ступай, приготовься ехать. Что надобно приказать, мы прикажем». Бу Сахль облобызал землю и произнес: «Слуга [твой] предпочел бы служить при высочайшем дворе, однако слугам выбирать не подобает — повелевать надлежит государю. Ежели высочайшее мнение позволит, слуга [государев] сядет вместе с ходжой и Бу Насром и выскажет все, что знает насчет сего, напишет соглашение и испросит то, что нужно испросить, ибо слуга [государев] слышал, что то дело как бы поизносилось, ему же [надо] идти правильно, как положено». «Ладно, так хорошо», — ответил эмир.

Все трое сели без посторонних и сделали так, [как сказал Хамдеви]. Разговор происходил очень долгий, все, что надобно было сказать и решить, сказали и решили и [затем] разошлись. Бу Сахль Хамдеви написал соглашение по всем вопросам со всеми условиями, как он умел писать, ибо он был человек весьма способный и сведущий. Бу Наср Мишкан представил его [государю]. Эмир собственноручно написал ответы: один такой, что Бу Сахлю в той [должности] будет большая честь, а другой — длинный с полным признанием и пониманием [его мнений]; он написал все соображения и поставил на них царскую печать. Их отнесли к Бу Сахлю Хамдеви вместе с сорока письмами с царскими печатями, /390/ которые переписал я, Бу-л-Фазл. Все они были составлены вчерне моим наставником. Эмир велел отправить Бу Сахлю халат, какой дают везирам; к халату были добавлены пояс, балдахин, десять конных гулямов, сто тысяч диремов и сто штук одежды. Титуловать его эмир приказал «аш-шейх ал-'амид».

Из-за этого титула досточтимый ходжа Ахмед, сын Абдассамада, обиделся, призвал меня, Бу-л-Фазла, корил вместе с моим наставником, убивался и поручил передать Бу Насру длинное устное сообщение. Я пошел и передал. Бу Наср был человек скромный, держал себя в границах и обходился с людьми любезно, услужливо и весьма вежливо. Поэтому он сказал: «Спорят в подобных случаях только глупцы; коль скоро государь возвышает какого-нибудь стремянного и жалует его должностью везира, то надобно соблюдать уважение к высочайшему повелению султана, а не к тому человеку, которого он поставил, будь он неизвестного происхождения или нет». Но не взирая на то, что он таким образом держал себя в границах, он был чрезвычайно тверд и ни за что не допускал, чтобы задевали его личное достоинство или [достоинство] его дивана. Он ответил мне: «Скажи великому ходже, что я господина великого ходжу знаю уже очень давно и понимаю, что он источник доблести и превосходства и дебир с совершенным умом, что ежели бы он такими свойствами не обладал, то не получил бы столь важной степени в среде столь многих выдающихся людей, имена коих были написаны, а он знает, что все они вельможи, сановники и несли службу султанам. Выбор эмира пал на него. Есть правила службы падишахам, которые, [видимо], остаются неизвестны его мнению, так как он не занимался службой царям и обычаи и нрав их себе не представляет и общения у него с ними не было, наоборот, он состоял [только] при людях, подвластных царям, и, наверное, читал [о царской службе лишь] в книгах, а в подобных случаях книги — одно, а личный опыт — другое.