Транспорт бомб

Жили мы тогда во втором этаже дома на Слепцовской улице. Как-то в осенние сумерки вышли мы с женой на балкон. Видим — странный кортеж: от Ольгинской улицы показались казаки с винтовками в руках, конной цепью окружающие вереницу фаэтонов. Казаки неистово кричат:

— Уходи с балконов!

— Закрывай все окна!

Пришлось исполнить приказ. Во всех домах спешно стали закрывать окна, с балконов сразу всех вымело. Было ясно, что иначе казаки стали бы стрелять. Смотрели в щелки окон.

Проследовал этот кортеж. В нем было десять-пятнадцать фаэтонов, с какими-то ящиками на мягких сиденьях. Кортеж проехал, но еще некоторое время доносились крики:

— Уходи с балконов!

Неподалеку, в районе Цхинвальской улицы, на окраине Тифлиса, полиции удалось открыть — должно быть, помогло предательство — тайную фабрику и склад бомб[443]. Склад был в одном из переулков, выходящих на эту улицу. В небольшом невзрачном домике была устроена двойная стена. В замурованном таким образом пространстве между стенами на полках было разложено около двух сотен заготовленных бомб.

Взломали фальшивую стену, забрали весь этот склад и повезли его на мягких рессорах за город, в арсенал, где затем бомбы были разряжены.

Неосторожность перевозки была очевидная. Взорвись одна бомба, по детонации взорвался бы и весь транспорт. Половина Тифлиса была бы снесена.

Голодовка

С лета в Тифлисе стал ощущаться, как тогда говорили, голод. Это проявлялось только в недостатке некоторых видов провизии: подвоз в город из деревни заметно уменьшился. Конечно, все это было пустяками, совершенно несравнимыми с теми голодовками, какие систематически создавал в России большевицкий режим. Однако с непривычки оскудение провизии на рынке давало себя знать.

«Голодовка» отражалась лишь в ограничении обычных меню. И казалось странным, что в клубах и ресторанах выбор блюд более ограничен, чем это бывало обыкновенно.

Уменьшение подвоза продуктов в Тифлис объяснялось революционизированием деревни. И крестьянство вовлекалось в движение. Особенно это было ощутимо в Горийском уезде. Здесь организовались настоящие красные сотни, производились ограбления помещиков, смещались власти. Тогда все это было еще новинкой.

Обывателям еще не приходило на мысль, как это делалось, начиная с 1917 года, — накоплять продовольственные продукты у себя на дому. И если по городу разносился слух, что где-нибудь на Навтлуге или в Авлабаре[444] что-нибудь подвезли, то масса народа устремлялась туда же за покупками.

Засилье революционеров

По мере роста революционного настроения в России, нарастало — но только по-кавказски, в преувеличенных тонах — такое же настроение и у нас. Революционные организации поднимали голову. С той поры прошло почти двадцать лет, плохо уже помнятся эти организации… Но в их числе были: социал-федералисты — грузинская национал-демократическая партия, объединявшая грузинскую интеллигенцию и буржуазию[445], и грузины социал-демократы[446]. Армянских организаций было две: «Дашнакцутюн», боевая революционно-националистическая партия, и «Гнчак» — армянские социал-демократы левого крыла, примкнувшие впоследствии к большевикам[447]. Кроме того, были и русские эсеры. По-видимому, эти партии между собою блокировались.

Революционные митинги становились все более обыденным явлением. Чаще всего они устраивались в пригороде Нахаловка, под открытым небом. Это было как раз в привокзальной территории, а железнодорожные служащие поставляли из своей среды многочисленные кадры революционных деятелей.

Но вот революционеры, расширяя свои завоевания, захватили и городскую думу. Ставши ее хозяевами, устроили здесь митинг. Однако, по распоряжению генерал-губернатора В. А. Яцкевича, митинг этот был разогнан военной силой. Произошло вооруженное столкновение, войска стреляли, и десятка полтора революционеров сделались жертвами стычки.

Поступил ли Яцкевич в данном случае самостоятельно? Зная закулисную тактику высшей кавказской власти, не сомневаюсь в том, что этот разгон был сделан с одобрения Воронцова-Дашкова. Официально же было объяснено, что все произошло по распоряжению генерал-губернатора.

В либеральных, а тем более в революционных кругах поднялся неистовый вопль негодования против В. А. Яцкевича. Казалось, что Яцкевич обречен на «казнь». Его спасли тем, что отстранили от генерал-губернаторства, чем будто бы давалось и известное удовлетворение левой общественности. Яцкевич уехал из Тифлиса в командировку, а когда через некоторое время возвратился, о митинге в городской думе, благодаря вихрю новых событий, было уже забыто.

Теперь, после Яцкевича, на жертву одиуму[448] был обречен, назначением временным генерал-губернатором, помощник наместника генерал Малама[449].

Подошла эпоха забастовок. Бастовали трамваи, железнодорожники, прекращалась торговля[450].

Между прочим, тайные силы, захватившие понемногу фактическую власть, распорядились прекратить в городе освещение. Фонари на улицах не зажигались. Мало того, этими силами было отдано распоряжение прекратить освещение и в частных квартирах.