– Он правда ее любит, – сказал Люк.

И ты тоже, подумал Тим.

Впрочем, Люк не первый, кто оказался лишним в любовном треугольнике. И не последний. Да и можно ли тут говорить о любви? Люк – вундеркинд, но ему всего двенадцать. Его чувства к Калише пройдут, как детская болезнь, хотя сейчас говорить об этом бесполезно. Впрочем, он будет помнить, – как Тим помнит девочку, по которой сходил с ума в двенадцать (ему было до нее, шестнадцатилетней, как до звезды на небе). А Калиша будет помнить Никки, красивого мальчика, который не сдавался.

– Тебя она тоже любит, – ласково сказала Венди и легонько сжала Люку плечо.

– Не так, – мрачно ответил Люк, потом улыбнулся. – Ладно, фигня. Жизнь продолжается.

– Пора выводить машину, – произнес Тим. – Автобус ждать не будет.

Венди вывела машину. Люк доехал с ней до почтового ящика, потом постоял с Калишей. Когда машина тронулась, они замахали руками. Ник высунул руку в окно и помахал в ответ. Затем машина скрылась из виду. У Ника в нагрудном кармане – куда воришкам на автобусной станции труднее всего добраться – лежали семьдесят долларов наличными и телефонная карточка. В ботинке – ключ.

Люк и Калиша шли по дороге рядом. На полпути Калиша закрыла лицо руками и зарыдала. Тим двинулся было к ней, но передумал. Теперь это дело Люка. И тот исполнил свою обязанность. Обнял Калишу. Поскольку она была выше, то припала головой к его голове, а не к плечу.

Тим уловил гул, теперь всего лишь легкий шепоток. Они разговаривали, но он не слышал слов. И правильно, потому что слова эти были не для него.

4

Еще через две недели пришло время уезжать Калише. Не в Брансуик, а на другую автобусную станцию, в Гринвилле. Ей предстояло добраться до Чикаго завтра к вечеру и позвонить сестре в Хьюстон с Военно-морского пирса. Венди подарила Калише вышитую бисером сумочку. Там лежали семьдесят долларов и телефонная карточка, а в одном кроссовке – ключ, как у Никки. Деньги и карточку могли украсть, ключ – точно не могли.

Калиша крепко обняла Тима.

– Даже не знаю, как еще вас отблагодарить.

– Этого вполне достаточно, – ответил Тим.

– Надеюсь, мир не погибнет из-за нас.

– В последний раз тебе говорю, Ша, если кто-нибудь нажмет большую красную кнопку, вы не виноваты.

Она слабо улыбнулась.

– У нас ведь была большая красная кнопка, чтобы покончить со всеми красными кнопками[72]. И было приятно на нее нажать. Это меня и мучает. Насколько мне было приятно.

– Все в прошлом.

– Да. И хорошо, что так. Никто не должен получать такую власть. Особенно дети.

Тим подумал, что некоторые из тех, кому доверены большие красные кнопки, – дети если не телом, то умом, однако вслух этого не сказал. Калише предстоит неведомое и неопределенное будущее, незачем еще сильнее ее пугать.

Калиша повернулась к Люку и сунула руку в новую сумочку.

– У меня кое-что для тебя есть. Было в кармане, когда мы сбежали из Института, а я и не заметила. Пусть хранится у тебя.

Она протянула ему мятую сигаретную пачку. Над картинкой с ковбоем, крутящим лассо, шла надпись: «КОНФЕТКИ «СИГАРЕТКИ», – а под ней – «КУРИ КАК ПАПА!»

– Там всего несколько штук осталось. Поломанные и наверняка засохшие, но все равно…

Люк заплакал. Теперь пришла очередь Калиши обнять его.

– Не плачь, солнышко, – сказала она. – Пожалуйста, не плачь. Ты ведь не хочешь разбить мне сердце?

5

Когда Венди и Калиша уехали, Тим спросил Люка, не настроен ли тот сыграть в шахматы. Мальчик помотал головой:

– Я пойду посижу под большим деревом. У меня так пусто на душе. Никогда так пусто не было…

Тим кивнул:

– Это пройдет. Поверь мне.

– Иначе никак, видимо. Думаете, кому-нибудь из них придется воспользоваться ключом?

– Нет.

Ключи открывали депозитную ячейку в Чарлстонском банке. В ячейке лежало то, что передала Люку Морин Алворсон. Если что-нибудь случится с любым из детей, уехавшим с фермы «Катавба», либо с Люком, Тимом или Венди, один из них поедет в Чарлстон и откроет ячейку. Может, приедут все, если сохранится связь, возникшая в Институте.

– А кто-нибудь поверит тому, что на флешке?

– Энни точно поверит, – улыбнулся Тим. – Она верит в призраков, НЛО, приходящих, во что угодно.

Люк не улыбнулся в ответ.

– Да, но она немножко… ну, вы знаете, не в себе. Хотя ей вроде стало получше, когда она начала часто видеться с мистером Дентоном.

У Тима брови полезли вверх.

– С Барабанщиком? Хочешь сказать, они встречаются?

– Да, наверное, если про старых людей так говорят.

– Ты читаешь ее мысли?

Люк чуть заметно улыбнулся.

– Нет. Я снова могу только двигать подносы из-под пиццы и шевелить книжные листы. Она мне сама рассказала. – Люк задумался. – И, наверное, не беда, что я вам сказал. Она не брала с меня клятву хранить тайну.

– Ну ничего себе! А насчет флешки… знаешь, как можно потянуть за ниточку и распустить целый свитер? Думаю, флешка способна оказаться такой ниточкой. Люди узнают детей из Палаты А. Многих детей. Начнется расследование, и все надежды шепелявого возродить программу накроются медным тазом.

– По-моему, у него в любом случае ничего не выйдет. Он может думать иначе, но это просто магическое мышление. С пятидесятых годов прошлого века мир сильно изменился. Знаете, я все-таки пойду…

Он махнул рукой в сторону дома и сада.

– Иди, конечно.

Люк зашагал прочь, точнее, поплелся, опустив голову.

Тим почти было его отпустил, однако в последний миг передумал. Догнал Люка и взял за плечо. Когда мальчик обернулся, Тим его обнял. Он обнимал и Никки… черт, да он всех детей обнимал, когда по ночам их мучили кошмары, но сейчас это значило намного больше. Несравненно больше. Тим хотел сказать Люку, что тот храбрый, быть может, самый храбрый мальчик – причем в жизни, а не в приключенческих книжках. Что он сильный, порядочный, и родители им гордились бы. Хотел сказать, что любит его. Только слов не находил. Впрочем, в них и не было нужды. Как и в телепатии.

Иногда объятие – это телепатия.

6

За домом – между задним крыльцом и огородом – рос красивый старый дуб. Люк Эллис, который когда-то жил в Миннеаполисе, штат Миннесота, с любящими родителями Гербом и Айлин Эллис, который когда-то дружил с Морин Алворсон, и Калишей Бенсон, и Ником Уилхолмом, и Джорджем Айлзом, сидел под этим дубом. Он уперся локтями в колени и смотрел на то, что Венди называла Крутыми горками.