Относительное влияние США в мировой политике в межвоенный период было, что любопытно, обратно пропорционально влиянию Советского Союза и Германии. Иными словами, эта страна была крайне влиятельна в 1920-е годы, но Депрессия 1930-х годов нанесла ей гораздо больший урон, нежели прочим великим державам, и выходить из кризиса США начали лишь в самом конце этого периода. Причины превосходства Соединенных Штатов в 1920-е годы были рассмотрены ранее. США оказались единственным крупным государством (помимо Японии), которому мировая война принесла выгоду. Страна стала главным мировым финансистом и кредитором в дополнение к уже достигнутой позиции крупнейшего производителя промышленных товаров и продуктов питания. Она обладала значительными запасами золота. Внутренний рынок США был настолько большим, что крупные фирмы и оптовые компании, особенно в интенсивно расширявшемся автомобилестроении, могли получать существенную экономию за счет масштабов производства. Высокий уровень жизни и доступность инвестиций способствовали ускорению роста масштабных капиталовложений в промышленное производство, поскольку потребительский спрос мог фактически поглотить все товары, предлагаемые расширяющимся производством. Например, в 1929 году в США выпускали более 4,5 млн. автомобилей, в сравнении с 211 тыс. во Франции, 182 тыс. в Великобритании и 117 тыс. в Германии{702}. В связи с этим едва ли покажется странным значительное увеличение импорта в США каучука, металлов, нефти и прочего сырья на нужды этого производственного бума. Вместе с тем показатели американского экспорта, в частности автомобилей, сельскохозяйственной техники, офисного оборудования и прочих товаров, в течение 1920-х годов также выросли, чему в значительной степени способствовал быстрый рост объема зарубежных инвестиций США{703}. Общеизвестные, но все равно впечатляющие факты: в те годы Соединенные Штаты производили «больше, чем остальные шесть великих держав вместе взятые»; «поразительная производственная мощь этой страны подтверждалась, помимо всего прочего, валовой стоимостью произведенной продукции на душу населения, которая практически в два раза превышала соответствующие показатели Великобритании и Германии и более чем в десять-одиннадцать раз — показатели Советского Союза и Италии»{704}.

Но правда и то, что, как отмечает автор приведенной выше цитаты, «политическое влияние США в мире было абсолютно несопоставимо с выдающимся производственным потенциалом страны»{705}, хотя в 1920-х, вероятно, это не было столь важно. Во-первых, американцы решительно отказывались от ведущей роли в мировой политике и от участия во всех дипломатических и военных конфликтах, которые подобный статус, можно сказать, сам провоцирует; кроме того, коммерческие интересы США не затрагивало негативное воздействие других государств, в связи с чем у страны не было весомых причин для участия в международных событиях, особенно в Восточной Европе и на Африканском Роге. Во-вторых, несмотря на очевидный рост американского экспорта и импорта, их роль в национальной экономике была невелика, поскольку страна в значительной степени была экономически независимой. По имеющимся данным, «доля экспорта промышленных товаров в 1914 году составляла чуть менее 10% от общего объема производства, а в 1929-м — менее 8%», при этом балансовая стоимость прямых иностранных инвестиций при расчете как доля ВНП оставалась неизменной{706}. Это позволяет понять, почему, несмотря на широкое распространение и принятие идеи создания мирового рынка, американская экономическая политика больший упор делала на удовлетворение внутреннего спроса. Соединенные Штаты нуждались лишь в поставках некоторых видов сырья, в остальном же процветание страны не слишком зависело от контактов с иностранными государствами. Наконец, в-третьих, в 1920-х годах в мировой политике отсутствовали какие-либо угрозы американским интересам: в Европе происходили конфликты, но гораздо менее серьезные, чем в начале 1920-х годов, Россия находилась в изоляции, Япония каких-либо активных действий не предпринимала. Наращивание военно-морского флота было ограничено условиями Вашингтонского морского соглашения. В сложившихся условиях Соединенные Штаты могли существенно сократить свою армию (численность регулярных войск составила порядка 140 тыс. человек), однако условия соглашений позволяли создавать достаточно многочисленные современные военно-воздушные силы, а военно-морским силам разрешено было продолжить реализацию программ по строительству авианосцев и тяжелых крейсеров{707}. Несмотря на то что генералы и адмиралы, естественно, жаловались на ограниченные поставки ресурсов, а определенные меры наносили ущерб национальной безопасности (например, решение Стимсона в 1929 году ликвидировать систему дешифрации сообщений на том основании, что «джентльмен не станет читать чужую переписку»{708}), — факт остается фактом: в это десятилетие США могли оставаться экономическим гигантом, будучи при этом середнячком в военном отношении. Показательно, что в этот спокойный период у США отсутствовал верховный гражданско-военный орган, занимающийся решением стратегических вопросов, подобно Комитету имперской обороны в Великобритании или более позднему уже собственно американскому Совету национальной безопасности. Существовала ли тогда необходимость в таком органе, если население Америки отрицало саму мысль о войне?

О ведущей роли США в провоцировании финансового краха 1929 года было рассказано ранее{709}. Но еще важнее для оценки сравнительной мощи государства понимать, что последовавший упадок и тарифные войны ударили по экономике США значительно сильнее, чем по любой другой развитой экономике. Столь тяжелые последствия для США были связаны не только с недостаточным контролем над нестабильным по своей природе американским капитализмом, но также и с роковым решением о принятии в 1930 году закона Смута — Хоули о тарифе, разработанного с целью защиты местного производства. Несмотря на жалобы американских фермеров и промышленных лобби на несправедливую конкуренцию со стороны иностранных государств, промышленное и сельскохозяйственное производство в стране, где объемы экспорта значительно превосходили объемы импорта, зависело от действующего порядка мирового торгового оборота и нарушение его могло причинить гораздо больший ущерб местным экспортерам. «Размер валового национального продукта, составлявший в 1929 году $98,4 млрд., спустя три года резко упал, сократившись почти вполовину. Объем выпуска промышленных товаров в 1933 году составлял меньше четверти объема выпуска 1929 года. Порядка 15 млн. человек лишились работы и остались без средств к существованию… За тот же период объем американского экспорта упал с 5,24 до 1,61 млрд. долларов, снизившись, таким образом, на 69%»{710}. Когда прочие государства начали поспешно формировать торговые блоки для защиты собственного производства, те американские отрасли промышленности, которые в значительной степени зависели от экспорта, оказались практически полностью разорены. «Доход от экспорта пшеницы, составлявший 200 млн. долларов десятью годами ранее, к 1932 году упал до 5 млн. Экспорт автомобилей сократился с 541 млн. долларов в 1929 году до 76 млн. в 1932-м»{711}. Мировая торговля в целом приходила в упадок, но доля США в международном торговом обороте сокращалась еще быстрее: в 1929 году она составляла 13,8%, а в 1932-м — уже менее 10%. Более того, с середины 1930-х годов прочие государства начали постепенно наращивать выпуск товаров, а Соединенные Штаты подверглись новым экономическим потрясениям (1937), в ходе которых было утрачено все, чего удалось достичь за прошедшие пять лет. Поскольку к тому моменту мировая экономика оказалась «разъединена»{712} из-за тенденции к торговым блокам, более самостоятельным, чем в 1920-х годах, второй американский экономический спад не имел столь губительных последствий для других стран. В результате в год Мюнхенского соглашения доля выпуска американской промышленной продукции была меньше, чем за весь период с 1910 года (см. табл. 30).