с Бао-юем ничего невозможно было поделать, и, когда скандал принял угрожающие размеры, служанки вынуждены были бежать за Си-жэнь. Та тотчас явилась, и всеобщими усилиями яшма была отнята у Бао-юя.

– Я хочу разбить свою вещь, какое вам дело! – кричал Бао-юй. Лицо его пожелтело от злобы, глаза выкатились, брови поднялись. Никогда еще Си-жэнь не видела его в состоянии такого гнева. Она спокойно взяла его за руку и с улыбкой сказала:

– Если ты поссорился с сестрицей, яшма здесь ни при чем. Зачем же бить ее? Ты подумал о том, каково будет твоей сестрице, если ты разобьешь яшму?

Дай-юй, которая все время плакала, вдруг почувствовала, что слова Си-жэнь проникают в самые сокровенные тайники ее сердца, и ей показалось, что эта девушка куда сердечнее Бао-юя… От этой мысли она так разволновалась, что ей сделалось дурно; недавно она приняла прохладительный отвар из грибов «сянжу», и теперь ее стошнило. Цзы-цзюань поспешно подставила платок, и он в одно мгновение сделался мокрым. Сюэ-янь бросилась хлопать Дай-юй по спине.

– Хотя вы сердитесь, барышня, но нужно заботиться и о своем здоровье, – упрекнула ее Цзы-цзюань. – Ведь вы приняли лекарство и, выходит, напрасно. Каково будет второму господину Бао-юю, если вы снова заболеете?

Слова Цзы-цзюань глубоко запали в душу Бао-юя, и он подумал, что Дай-юй не стоит Цзы-цзюань. Но в этот момент он взглянул на Дай-юй: лицо ее покраснело, на лбу выступил пот, по щекам ручьями текли слезы, и вся она судорожно вздрагивала от рыданий. Тогда Бао-юй стал раскаиваться, что зашел слишком далеко в этой ссоре.

«Она сейчас в таком состоянии, – подумал он, – а я не могу принять все ее страдания на себя!»

Из глаз его невольно покатились слезы. У доброй Си-жэнь, которая видела, что оба они плачут, тоже стало тяжело на душе. Держа за руку Бао-юя, она чувствовала, что рука его холодна как лед. Ей хотелось утешить юношу, уговорить его не плакать, но она опасалась еще больше расстроить его, ибо, возможно, в душе Бао-юя таилась какая-нибудь скрытая обида; вместе с тем она боялась проявить жестокость и по отношению к Дай-юй. Оказавшись в затруднительном положении, Си-жэнь, как все женщины, обладающие чувствительной натурой, тоже расплакалась.

Цзы-цзюань убрала платок и стала осторожно обмахивать Дай-юй веером. Когда она увидела, что все проливают слезы, ей тоже сделалось грустно, она вытащила носовой платочек и принялась утирать глаза. Таким образом, теперь плакали все четверо.

Си-жэнь первая овладела собой, улыбнулась и сказала Бао-юю:

– Ты, конечно, можешь пренебрегать своей яшмой, но вспомни о том, кто тебе сделал шнурок с бахромой, на котором она подвязана, и ты поймешь, что не должен ссориться с барышней Линь Дай-юй.

Как только это услышала Дай-юй, она схватила попавшиеся под руку ножницы, несмотря на слабость, поднялась на постели и стала разрезать шнурок. Си-жэнь и Цзы-цзюань хотели ей помешать, но, увы, было поздно – шнурок оказался разрезанным на несколько кусков.

– Напрасно я тратила силы, – сквозь слезы произнесла она, – он все равно не дорожит шнурком. Пусть теперь для него другие сделают получше.

– Зачем вы разрезали его? – вскричала Си-жэнь, беря у нее из рук яшму. – Во всем виновата я – не нужно было болтать лишнего.

– Можешь резать! – произнес Бао-юй, обращаясь к Дай-юй. – Меня это мало трогает, потому что яшму я все равно носить не буду!

Когда произошел скандал и старухи-служанки увидели плачущую Дай-юй и расходившегося Бао-юя, который пытался разбить свою яшму, они переполошились. Боясь, как бы это не привело к серьезным последствиям, они бросились докладывать обо всем матушке Цзя и госпоже Ван, чтобы не оказаться потом виноватыми. Взволнованный вид старух и торопливость, с которой они прибежали, встревожили матушку Цзя и госпожу Ван, и они, не зная, из-за чего все это произошло, сами поспешили в сад. При их появлении Си-жэнь бросила полный укора взгляд на Цзы-цзюань, как бы желая сказать:

«И зачем тебе понадобилось тревожить бабушку и мать!»

Цзы-цзюань думала, что все это сделала Си-жэнь, и мысленно возмущалась ее поступком.

Войдя в комнату, матушка Цзя и госпожа Ван увидели Бао-юя и Дай-юй, которые насупившись сидели в разных углах и молчали. Матушка Цзя и госпожа Ван спросили, что случилось, но, так как никто не мог толком ответить, они всю вину взвалили на Си-жэнь и Цзы-цзюань.

– Совсем разленились, не хотите как следует прислуживать! Такой скандал поднялся, а вы стоите, будто вас это не касается! Почему вы их не разняли?

Они стали бранить служанок, а те только молча слушали. Затем матушка Цзя увела Бао-юя к себе и все успокоилось.

Прошел еще день. Наконец наступило третье число – день рождения Сюэ Паня. По этому поводу в его доме состоялся большой пир, а также театральное представление, и все члены семьи Цзя отправились туда.

Бао-юй, который еще не виделся с Дай-юй после их последней размолвки, находился в подавленном состоянии, очень раскаивался в совершенном и не имел ни малейшего желания смотреть спектакль. Поэтому, сославшись на недомогание, он предпочел остаться дома.

Что касается Дай-юй, то ее недавняя болезнь, вызванная длительным пребыванием на жаре, уже почти прошла и она свободно могла бы пойти смотреть спектакль, но, узнав, что Бао-юй остается дома, она подумала:

«Ведь он большой любитель вина и спектаклей – и вдруг отказался идти! Конечно, это потому, что он позавчера рассердился! А может быть, когда он прослышал, что я не пожелала туда идти, у него тоже пропал интерес к развлечениям. Не следовало мне резать шнурок с бахромой от его яшмы. Если он не захочет носить свою яшму, придется мне самой надеть ее ему на шею. Уж тогда он не посмеет снять!»

Таким образом, Дай-юй тоже раскаивалась в том, что понапрасну обидела Бао-юя.

Матушка Цзя замечала, что они все еще сердятся друг на друга, и поэтому решила взять их обоих с собой в гости, надеясь, что, как только они встретятся, все сразу уладится. Но совершенно неожиданно для нее и Бао-юй, и Дай-юй решительно отказались идти.

По поводу этого матушка Цзя с недовольством говорила:

– Видимо, в наказание за грехи, совершенные в прежней жизни, мне приходится все время беспокоиться об этих двух несмышленышах. Верно гласит пословица: «Судьба всегда сводит людей, которые враждуют друг с другом!» Когда закроются мои глаза и навеки оборвется дыхание, пусть они ссорятся сколько угодно – все равно я ничего не увижу и душе моей не придется за них беспокоиться. Как досадно, что до сих пор смерть моя не приходит!

Слова