и без того повергла Бао-юя в полное смятение, а вопрос Дай-юй совершенно его расстроил. Он хотел ответить ей, но, опасаясь, что она опять обидится, сдержался, молча встал и вышел.

Стояла сильная жара, завтрак давно кончился, хозяева и утомленные слуги разбрелись отдыхать. Бао-юй, заложив руки за спину, слонялся без цели, и всюду его встречала мертвая тишина.

Бао-юй зашагал в западном направлении, миновал проходной зал и очутился у ворот двора Фын-цзе. Подойдя к воротам, которые оказались запертыми, он вдруг вспомнил, что в жаркие дни Фын-цзе обычно в полдень отдыхает часа два, поэтому входить было неудобно. Тогда он свернул в боковую калитку и направился к дому госпожи Ван. Здесь он увидел нескольких служанок, которые дремали с вышиванием в руках. Госпожа Ван спала в комнате на легкой плетеной кровати. Возле нее сидела Цзинь-чуань, которая растирала себе ноги и сонными глазами оглядывалась по сторонам. Бао-юй потихоньку подошел и дернул ее за серьги. Цзинь-чуань испуганно открыла глаза.

– Устала? – улыбаясь, спросил ее Бао-юй.

Цзинь-чуань сдержанно улыбнулась в ответ, сделала рукой знак, чтобы он вышел, а сама сомкнула веки. Однако Бао-юй вдруг почувствовал, что никак не может уйти. Он посмотрел на спящую мать, затем вытащил из сумочки несколько освежающих ароматных лепешечек и сунул их в рот Цзинь-чуань. Та стала их сосать, но при этом даже не открыла глаз.

Бао-юй снова дернул ее за руку и тихо спросил:

– А что, если я попрошу матушку, чтобы она отдала тебя мне, и мы всегда будем вместе?

Цзинь-чуань ничего не ответила.

– Как только матушка проснется, я ей об этом скажу, – продолжал Бао-юй.

Цзинь-чуань медленно открыла глаза и оттолкнула Бао-юя.

– Зачем так торопиться? Неужели ты не знаешь пословицы: «Золотая шпилька, даже упав в колодец, принадлежит тому, кто ее уронил»? Лучше не привязывайся ко мне, а пойди на восточный двор и возьми к себе Цай-юнь от своего младшего брата Цзя Хуаня.

– Какое мне до нее дело? – улыбнулся Бао-юй. – Будем говорить о тебе.

В этот момент госпожа Ван проснулась, дала Цзинь-чуань пощечину и выругалась:

– Паршивая тварь! Это вы учите всему дурному молодых господ!

Заметив, что госпожа Ван встала, Бао-юй сразу улизнул.

Половина лица Цзинь-чуань сразу загорелась, но она не осмелилась издать ни звука. В комнату прибежали служанки, как только узнали, что госпожа проснулась.

Госпожа Ван подозвала к себе Юй-чуань и сказала ей:

– Передай своей матери, чтобы она забрала домой твою старшую сестру!

Услышав это, Цзинь-чуань бросилась на колени и со слезами стала умолять госпожу Ван:

– Я больше не буду! Лучше прикажите меня побить, но только не выгоняйте, и я сочту это небесной милостью. Я десять лет служу вам, госпожа, и если вы меня прогоните, как я смогу показаться людям на глаза?

Госпожа Ван была добрым человеком и никогда не била своих служанок. Но сейчас, когда Цзинь-чуань совершила постыдный, по ее мнению, поступок, она не смогла сдержать своего гнева, ударила ее и обругала. Как ни умоляла ее Цзинь-чуань, госпожа Ван осталась непреклонной, и матери Цзинь-чуань, старухе Бай, пришлось взять дочь домой. Скрывая стыд и позор, Цзинь-чуань ушла. Но об этом речь еще будет впереди.

А сейчас снова поговорим о Бао-юе, который, заметив, что госпожа Ван проснулась, смутился и поспешно убежал в «сад Роскошных зрелищ». Вокруг было безлюдно, только высоко в небе пылало знойное солнце, деревья отбрасывали тень на землю, да в ушах стоял оглушительный треск цикад. Бао-юй медленно брел по саду и вдруг возле решетки роз[115] слуха его коснулись какие-то звуки: не то всхлипывание, не то рыдания. Он остановился и прислушался: действительно, за решеткой кто-то был.

Надо сказать, что это происходило в пятом месяце, когда розы пышно расцвели. Бао-юй осторожно раздвинул кусты и заглянул сквозь решетку. Он увидел девочку, сидящую на земле; держа в руке головную шпильку, она водила ею по песку и тихонько плакала.

«Неужели какая-нибудь служанка, подобно Чернобровой, пришла сюда хоронить цветы?» – подумал про себя Бао-юй.

Постояв немного, он улыбнулся и про себя произнес:

«Если она действительно вздумала хоронить цветы, то тут можно сказать: «Дун Ши тоже хмурит брови»! Это уж чересчур!

Ему захотелось окликнуть девочку и спросить ее: «Ты почему подражаешь барышне Линь Дай-юй?»

Но тут он обнаружил, что девочка совершенно ему незнакома и что она вовсе не служанка, а одна из тех самых двенадцати актрис, которых привезли ко дню приезда Юань-чунь. Только он не мог вспомнить, какие роли она исполняет: молодого героя, молодую героиню, воина или комика.

Бао-юй прикусил язык и подумал:

«Как хорошо, что я опять не сболтнул лишнего! Ведь я только что два раза говорил невпопад: и Дай-юй рассердилась, и Бао-чай осталась недовольной! Не хватало допустить еще одну глупость!»

Вместе с тем Бао-юй злился на самого себя за то, что не может припомнить, кто такая эта девочка. Он стал внимательно к ней приглядываться, и она напомнила ему Дай-юй: такие же густые и пышные брови, чистые, как вода Хуан-хэ осенью, прищуренные глаза, нежное личико, стройная, грациозная фигурка. Бао-юй стоял, не в силах оторвать от нее взгляд. И вдруг он заметил, что девочка вовсе не копает ямку, чтобы хоронить цветы, а чертит шпилькой какие-то иероглифы. Он стал следить за движениями шпильки, стараясь запомнить каждую черточку, каждую точку, и сосчитал, что во всем иероглифе было восемнадцать черт. Тогда он мысленно начертил их пальцем на ладони и догадался, что это иероглиф «цян» и означает он: «роза».

Бао-юй подумал:

«Она сидит возле роз, наверное, расчувствовалась и захотела сочинить о них стихи, но целое стихотворение сразу сочинить не смогла и, чтобы не забыть его, решила записать на песке первые две строки. Посмотрим, что последует дальше!»

Девочка продолжала водить шпилькой. Но сколько Бао-юй ни присматривался, он видел один и тот же иероглиф – «роза».

А девочка, сидевшая на корточках за решеткой, будто помешалась: нарисовав один иероглиф, принималась за другой и так много раз, и все одно и то же. А стоявший за решеткой юноша тоже как безумный следил за каждым движением ее шпильки.

«Несомненно, на душе у нее что-то есть, – думал он. – Видимо, она сильно страдает. И как только, обладая такой тщедушной фигуркой, она испытывает столь бурные чувства? Ах, как жаль, что я не могу разделить ее муки!»

Мы уже говорили, что это происходило в начале лета, когда достаточно было появиться облачку, чтобы пошел дождь. И действительно, внезапно налетел порыв холодного ветра, и капли дождя застучали