именно к «Гиперборею», а не к «Аполлону» относится воспоминание И. Северянина: «И Гумилев стоял у двери, / Заманивая в “Аполлон”». ...Вхождение лидера эгофутуризма в Цех поэтов не состоялось, и позднее И. Северянин дал свою версию этого эпизода: «Вводить же меня, самостоятельного и независимого, властного и непреклонного, в Цех, где коверкались жалкие посредности, согласен, было действительно нелепостью, и приглашение меня в Цех Гумилева положительно оскорбило меня. Гумилев был большим поэтом, но ничто не давало ему право брать меня к себе в ученики» (За свободу (Варшава). 3 мая 1927).

В 1916 г. И. Северянин говорил интервьюеру: «Я верил было в Гумилева, но мои надежды не оправдались. С ним произошел уклон, и он выдохся» (Одесские новости. 1916. 29 марта)» (ПРП 1990. С. 324–325).

В ответ на оппортунистические маневры «мэтра» И. В. Казанский-Игнатьев привлекает к сотрудничеству в «Орлах над пропастью» В. Я. Брюсова и Ф. Сологуба (благоволивших к Северянину), демонстрируя таким образом признание «Академии Эгопоэзии» «классиками» русского модернизма. «Соблазнитель»-Гумилев ответил на это ироничным ст-нием (см. № 106 в т. II наст. изд. и комментарии к нему) и не менее ироничной рецензией в «Гиперборее».

Стр. 2–5. — Статью «Первый год эгофутуризма» (занимающую добрые две трети всего восьмистраничного «альманаха») написал И. В. Казанский. Гумилев имеет в виду следующие ее пассажи: «Я, возведенное на пьедестал, в момент, когда «Державиным стал Пушкин», когда было пустынно на опушке грезовых лесов, когда уходили Одни (импрессионисты) и еще не пришли Другие (эго-футуристы) — взбаламутило дремное море критики»; «Но, возразят мне, чем вы опровергнете г. Ф. М. Достоевского, который сказал: «Моя душа взбунтуется и возвратит билет на бессмертие»? — Об опровержении говорить не приходится. Ясно, что г. Ф. М. Достоевский был неправ, говоря вышеприведенное»; «Цель каждого Эго-Футуриста — самоутверждение в Будущем.

Вообще, эгофутуризм базируется на Интуиции.

Если же Ты не интуит, не приближайся к Эго-Футуризму. Он светит только имеющим душу. Для Импотентов Души и Стиха есть «Цех поэтов», там обретают пристанище Трусы и Недоноски Модернизма». Стр. 7–9. — Ф. Сологуб представлен в альманахе ст-нием «Мечты мои жестоки...», О Ф. Сологубе см. №№ 9, 27, 28, 72 наст. тома и комментарии к ним. Стр. 9–10. — В. Я. Брюсов представлен в альманахе ст-нием «Игорю Северянину. Сонет-акростих с кодою». О В. Я. Брюсове см. №№ 6, 17, 24, 28, 36, 39, 40, 46, 63, 65, 72 наст. тома и комментарии к ним. Стр. 11–12. — Игорь Северянин представлен в альманахе ст-нием «Мороженое из сирени». Об Игоре Северянине см. №№ 30, 63 наст. тома и комментарии к ним. Стр. 12. — А. Д. Скалдин представлен в альманахе ст-нием «Стадо к полудню идет, а мы собирать землянику...». Об А. Д. Скалдине см. № 60 наст. тома и комментарии к нему. Стр. 13–15. — Это письмо, вынесенное на первую страницу, было напечатано так:

Письмо в дирекцию

Russie. St. Petersbourg

Россия. Петербург.

A Monsieur Jean Ignatieff

Редакция газеты

«Петербургский глашатай»

A Kouprine. Nice. Hôt.-Slave

EGO

Милостивый Государь Г. Игнатьев

Очень благодарю Вас за любезное приглашение быть на Вашем вечере. К сожалению, оно меня застало в Ницце, и — Вы понимаете — я никак не смог бы попасть к Вам во время. Но я надеюсь, что Вы пригласите меня, если осенью у Вас устроится еще один поэзо-концерт.

Прошу Вас принять уверения в совершенном моем почтении и преданности.

А. Куприн

Nice, Hôtel-Slave.

Приглашения на «поэзовечера» были важной формой рекламной кампании, развернутой Игнатьевым в 1912 г. для «завоевания позиций» в современной отечественной словесности. «В маленьком деревянном «собственном доме», на углу Дегтярной и восьмой Рождественской, в редакции «Петербургского глашатая» происходили время от времени «поэзо-праздники», о которых для «эпатирования» особыми извещениями сообщалось редакциям разных газет. Программы эти назывались «вержетками» (верже — сорт бумаги) и были составлены крайне соблазнительно и пышно. Прилагалось и меню ужина, где фигурировали ананасы в шампанском, Крем де Виолетт и филе молодых соловьев. В действительности, конечно, было попроще. Полбутылки Крем де Виолетт’а <...> украшали стол больше в качестве символа поэзии и изящества. Но водка и удельное вино подавались в таком количестве, что нередко гости впадали в совершенно невменяемое состояние. Иногда случались вещи совсем дикие. Так, однажды некто Петр Ларионов <...> ушел от Игнатьева с наполовину выбритой головой (он носил поэтическую шевелюру), с лицом, раскрашенным, как у индейца, и с бубновым тузом на спине» (Иванов III. С. 29–30). «Программа» вечера, проигнорированного Куприным, действительно, была напечатана в альманахе:

EGO

Мыза «Ивановка»

Ст. Пудость, Балт. ж. д. — Гатчинская Мельница

В парке при Охотничьем Дворце Павла 1-го на Эстраде у мраморных урн, в прелюде Мае 1912 г.

Первый Весенний концерт

Вселенского Футуризма

Организованный Дирекцией Газеты «Петербургский глашатай»

Соисполнители:

Игорь-Северянин

И. В. Игнатьев

Константин Олимпов

И. С. Лукаш

Начало точно в полночь

В парке лиловая иллюминация. Эоло-колокольчики. Незримые окарины и свирели. Киоски:

Уединения

Эго-сборников

Молока и черного хлеба

ШАЛЭ АМУРА

Буфет на восточной веранде Дворца у самой Эстрады, Вина садов князя Юсупова; Ликер Créme de Violettes фирмы Cusenier. Розовые гатчинские форели, хариусы. Bonbons Violette от Гурмэ. Чай из лепестков fleur d’orange. Гондолы для переправы через р. Махалитту: «Принцесса Греза», «Алави». Вход по пригласительным вержэткам.

Обратный поезд 5 ч. у.

О дне концерта будет анонсировано во всех столичных изданиях

Директор Газеты И. В. Игнатьев

Приведя эти документы, Казанский сообщал: «...Неблагоприятная погода всего мая, во-первых, и трения со стороны администрации, во-вторых, привели Дирекцию к мысли заменить устройство поэзо-концерта выпуском первого альманаха, посвященного памяти Фофанова». Стр. 15–17. — «Но вселенский эгофутуризм постоянно смешивают с футуризмом итало-французским, родоначальником которого признан уже около трех лет тому назад издатель римского футур-журнала «Poesia» — Marinetti». «Предтечи» названы Казанским «в два приема» — сначала, в программе Академии Эго-Поэзии, — «К. М. Фофанов и Мирра Лохвицкая», а затем, в примечании к статье, в качестве «иностранных предтеч» — «Оскар Уайльд и Шарль Бодлер». Стр. 18–20. — На обложке напечатаны ст-ния «Первопуток» Павла Кокорина, «Фантазия осеннего заката» П. Широкова, «Пантомима» Михаила Пруссака и «Поэза кузнеца» Дмитрия Дорина:

Так, ей-я!.. ей-я!.. Я ль не молод,

Гляди, скручу и рельсу в рог!..