против падшего мятежника. Через своего эмиссара, епископа Лопе де Барриентоса, принц снова вступил в контакт с Сармьенто. На этот раз принц не пришёл с «просьбой», а напрямую выразил свою непреклонную «волю», чтобы Сармьенто уладил свои дела в Толедо и покинул город навсегда[976].

Что вызвало у принца в тот момент такое страстное желание убрать Сармьенто из Толедо? В конце концов, лишённый власти, которую давали ему его прежние посты, Сармьенто не мог помешать принцу в задуманных им шагах. Тем не менее тот явно думал иначе. Хитрый и коварный, Сармьенто до сих пор мог изрядно навредить. У Сармьенто должны были быть в Толедо друзья и важные связи во влиятельных кругах, а принц в то время стоял перед нелёгкой задачей убедить толедцев поддержать его планы. Он боялся, что в тот момент, когда он покинет город, Сармьенто может начать подстрекать их занять упрямую позицию и усилить своё противодействие предлагаемому принцем устройству. Совершенно очевидно, что принц чувствовал бы себя увереннее без присутствия Сармьенто в Толедо.

Новый приказ ошарашил Сармьенто, потому что он думал, что не давал для этого никакого повода. Согласно источникам, он был «рассержен»[977], и не без причины. Оставить Толедо в такой момент казалось ему равносильным смертному приговору. Он пытался возражать, но епископ объяснил ему, что у него нет выбора. На самом деле Толедо было самым опасным местом в стране, и он находился там только милостью принца. Сармьенто вновь быстро принял решение. Он выразил своё согласие покинуть Толедо при условии, что сможет взять с собой всё своё имущество и поселиться в Сеговии, цитадели принца. Однако для этого требовалось согласие принца. Он отправился на встречу с доном Энрике[978].

Принц удовлетворил все его просьбы, включая право оставаться в Толедо ещё несколько недель, чтобы уладить дела. Сармьенто даже удалось получить от Энрике твёрдое обещание предоставить ему земельное владение, чтобы компенсировать потерю выгодных постов, которые тот оставил по «просьбе» принца[979]. Наконец, он добился согласия дона Энрике на то, что они отправятся в Сеговию вместе, чтобы Сармьенто был защищён в пути от людей короля[980].

Последнее условие, однако, не было выполнено. 6 февраля 1450 г. Дон Фернандо де Лухсан, епископ Сигуенсы, опубликовал своё постановление об исполнении папской буллы против мятежников (si ad reprimandas). Это постановление, адресованное дону Энрике, приказывало всем христианам отдалиться от Сармьенто, преданного анафеме[981]. При таких обстоятельствах принц не хотел появляться в обществе Сармьенто. Он не отменил данное тому разрешение отправиться в Сеговию, если он продолжает желать этого, но велел немедленно покинуть Толедо без всякой защиты со стороны войск принца. Сармьенто, разумеется, пришлось повиноваться. Где-то в середине февраля, за несколько дней до отбытия из Толедо самого принца, он выехал посреди ночи из города вместе со всем семейством и имуществом[982].

Так закончилась власть Сармьенто и его переполненное насилия вмешательство в жизнь города Толедо, и так прекратилось мрачное рабство, в котором он держал город более десяти месяцев. То, что принц сделал, чтобы освободить Толедо от его присутствия, было встречено с восторгом всеми слоями населения, кроме одной группы — конверсо. Как бы счастливы они ни были от падения человека, совершившего по отношению к ним самые страшные злодейства, их радость была смешана с горьким разочарованием и беспомощным негодованием. Они явились свидетелями конца карьеры Сармьенто. Его отбытие из города под защитой охранной грамоты принца Энрике, со всем награбленным добром, было для конверсо не только оскорбительным, но и шокирующе нестерпимым. Они протестовали и увещевали принца во имя справедливости, но тот оставался непреклонным[983]. Они не могли понять, как такое могло случиться, — как законы могут быть так попраны, а элементарная справедливость проигнорирована человеком, который станет их будущим королём. Но то, что они увидели, было обычным триумфом политического оппортунизма над моралью — весьма распространённым явлением в Кастилии XV в., как и в других странах и в иные времена. Ещё раз конверсо получили урок о «практической» ценности принципов законности, на которую они опирались для своей защиты.

Глава II

Большие дебаты

I. Первая атака на марранов

I. Петиция

I

Из источников, относящихся к конфликту, вспыхнувшему между «старыми» и «новыми христианами» в Толедо, три документа, датированные 1449 г. — годом восстания, — представляют с большой ясностью взгляды на марранов, которых придерживались и которые пропагандировались их противниками. Первый из них — Петиция, адресованная королю Хуану II городом Толедо от 2 мая 1449 г., второй — «Толедский статут», имеющий силу закона декрет против конверсо, выпущенный городом Толедо 5 июня 1449 г., и, наконец, третий — «Докладная записка», написанная Маркосом Гарсией де Морой против конверсо и их «защитников», по всей вероятности, в ноябре 1449 г.[984] Каждый из этих документов свидетельствует о мотивах, поведении, доктринах и убеждениях антимарранской партии.

Первый из документов, Петиция, был написан, как мы видим, в разгаре борьбы между королём и мятежным городом[985]. Момент для мятежников был критическим, и он требовал от них большой цепкости и твёрдости, чтобы придерживаться избранного курса. Силы короля приближались к городу, и мятежники знали, что в случае осады у них не хватит сил, чтобы её прорвать. Хотя у них и были надежды на помощь извне, они не могли быть уверены, что получат её откуда-нибудь. Тем не менее в Петиции нет и намёка на примирительный тон или на малейшее смягчение их позиции. Они абсолютно не были готовы ни на какой компромисс с Хуаном II по поводу того, что считали своими правами, и ощутимо жестко показали королю, что их требования должны быть выполнены, если он хочет, чтобы город сохранил лояльность. Петиция выглядела не столько формальной просьбой к королю, сколько ультиматумом, коим она, собственно, и являлась.

Эта несгибаемая, воинственная позиция, занятая мятежниками по отношению к королю, вряд ли может считаться удачной тактикой. При подобных обстоятельствах всякий расчётливый политик мог бы сообразить, что бескомпромиссная позиция мятежников не принесёт положительных результатов, а на деле только ухудшит ситуацию. Поэтому мы видим, что экстремизм толедцев не проистекал из холодного расчёта, но явился результатом торопливости и нетерпения, определённого революционным пылом, охватившим их сознание и возбудившим их дух.

Также и пылкий стиль Петиции, и пронизывающая её страстная аргументация предполагают, что ропот и стойкая убеждённость жителей Толедо подпитывались их революционным настроением. Так, местные обиды на попрание