на подобные вещи, но сейчас, когда ему пришлось чуть ли не бегом догонять неспешно идущего Иустина, он понял — Цитадель действительно не рада вернувшемуся атлану.

Дав кратковременную жизнь оглушительному эху шагов, кардинал провел епископа по огромному залу с четырьмя дверьми. Клирик, стоящий у входа в резиденцию, торопливо отошел в сторону и почтительно поклонился, пропуская фактического правителя Атланской империи. Ферот же удостоился лишь подозрительного взгляда.

— Люблю беседовать на свежем воздухе, — улыбнулся Иустин, обходя длинный стол посреди кабинета. — Думается легче.

Ферот кивнул. Ему довелось некоторое время провести на свежем воздухе. И думалось там действительно легко. Правда, самому епископу от этого становилось только хуже.

Они вышли на увитый цветами балкон. Здесь мало что поменялось. Те же лозы, те же яркие лепестки и сочные листья, тот же прохладный ветерок, тот же Камиен внизу… то же пятно Темного квартала вдалеке. Однако теперь Ферот все видел иначе. В чем именно заключалась разница — неизвестно. Но определенно иначе.

— Вас что-то беспокоит, — мягко начал Иустин, пройдясь кончиками пальцев по цветам.

«Я так сильно желал поговорить с ним, чтобы он развеял мои сомнения, объяснил, что со мной происходит, и наставил на верный путь, — Ферот посмотрел вниз, на ровный круг площади перед Цитаделью. Ни обугленных костей, ни пепла, ни копоти на камнях. — Но ведь я и так прекрасно знаю, что он мне скажет. Похоже, не такого собеседника я искал…»

— Я просто устал, — епископ предпринял слабую попытку улыбнуться. — И мне очень неловко отнимать у вас бесценное время. Позвольте…

Ферот поклонился и отступил назад, собираясь повернуться и как можно быстрее покинуть резиденцию кардинала.

— Останьтесь, — твердо, но дружелюбно произнес Иустин, смазав границу между просьбой и приказом. — Я не могу отпустить вас в таком состоянии.

Пришлось вернуться на балкон.

— Я запутался, — выдохнул Ферот.

— И в чем же?

— К сожалению, не знаю, — епископ зажмурил нервно дернувшийся глаз. — Ведь я же запутался.

— Надо с чего-то начать, — Иустин оперся локтем на высокие перила, приняв почти до неприличия расслабленную позу. — Решение проблемы всегда находится рядом с ее причиной. Так какова же причина?

— Я много думал…

— Похвально.

— Я думал о добре и зле. О нашем отношении к Свету и Тьме. О мотивах одержимого Ахина. О том, что заставило его и многих других порождений Тьмы выступить против нас, против озаренного Светом миропорядка.

— Любопытно, — кардинал приподнял бровь, задумчиво поглаживая подбородок. — И к каким же выводам вы пришли, рассуждая на данные темы?

— Мне стало казаться, что иногда мы поступаем… не совсем правильно.

«Мне стало так казаться?» — удивился епископ, услышав свои слова. И он еще больше удивился, когда ответил себе: «Да».

— Вы о том, как мы обращаемся с отродьями зла? — уточнил Иустин.

— Именно. С момента окончания Вечной войны многое изменилось, но не наше отношение к ним. Доктрина отражает видение прошлого, но не настоящего. А мир стал другим. Как и создания Света с порождениями Тьмы.

«Что я такое говорю?! Хватит! Молчи. Довольно ереси… Прекрати, пожалуйста».

— Вы сами сказали, что решение проблемы всегда находится рядом с ее причиной, — продолжил Ферот, искренне не понимая, почему он не прислушивается к внутреннему голосу, пытающемуся вразумить его.

— Так и есть.

— Одна из наших насущных проблем — волнения среди порождений Тьмы. Они измучены, озлоблены и, как оказалось, способны взбунтоваться в любой момент, если среди них появится некий авторитетный лидер.

— Допустим, — прищурился кардинал.

— Но разве не наше отношение к ним стало причиной их обиды и гнева? Да, именно оно. А раз такова причина, то и решение проблемы заключается в…

— Они — зло, — перебил епископа Иустин, выпрямившись и сложив руки за спиной. На балконе стало ощутимо прохладнее. — К ним нельзя проявлять снисходительность. Повелитель был и без того чрезмерно великодушен, позволив омерзительным темным тварям жить и работать в бесконечной, но, увы, напрасной попытке искупить свои грехи. Ибо нет им прощения.

— Вечная война закончилась давным-давно, — голос Ферота дрогнул. Епископ не знал, почему он продолжает спорить с тем, кто является гарантом идеалов Света, но почему-то уже не мог остановиться. — Настали иные времена. Разве должны нынешние порождения Тьмы отвечать за преступления предков?

— Их природа — суть чистое зло, — слова кардинала прозвучали холодно и твердо, словно они были отлиты из знаменитой атланской белой стали. — Ослабь оковы смиренному рабу — он будет тебе благодарен. Повернешься к нему спиной — он бросит в тебя камень. Быть может, иные времена и настали, — его взгляд скользнул по панораме столицы и застыл на пятне Темного квартала: — Но отродья зла остались прежними.

— Потому что мы даже не пытались их изменить. Разве мы, озаренный народ, не должны поделиться светлой истиной со всеми, кто блуждает в тени? Почему мы до сих пор не донесли ее до тех, кто в ней нуждается?

— Можно объяснить крысе, как летают птицы. Но крыса от этого не воспарит, — черты лица Иустина стали еще жестче. — Зато она узнает, что птицы иногда спускаются на землю. И обязательно воспользуется этим знанием, когда будет голодна.

Ферот нахмурился. Кардинал прав. По-атлански прав. Но у истины несколько граней, которые никогда не пересекаются, однако так или иначе сходятся в углах компромиссов.

— Я не помню такого, чтобы Свет учил нас быть жестокими к страждущим.

Увы, истина Иустина представляла собой фигуру, состоящую лишь из одной линии.

— Нельзя проявлять сострадание к злу, — повторил кардинал.

«Я еще жив и свободен, — вдруг понял Ферот, подозрительно посмотрев на него. — Чего же он ждет? Хочет еще что-то услышать от меня? Ладно, раз ему так интересно мнение сумасшедшего еретика…»

— Порой зло исходит от созданий Света, — набравшись решимости, заявил епископ.

— Коли оно направлено против Тьмы, то сие не зло есть, а праведный гнев и священное рвение, — невозмутимо возразил Иустин. — Правосудие Света жестоко, но справедливо.

— Мы просто называем одно и то же разными именами, — покачал головой Ферот. — И почему это справедливо?

— Потому что добро всегда побеждает зло. Таков столп озаренного Светом мира.

— В чем же тут справедливость?

— В Свете и добре, воплощенном в нем.

— И если создания Света творят злодеяния, то они все равно следуют заветам добра? Поступают по справедливости?

— Благие намерения ведут к благому исходу, — улыбнулся Иустин. — Метод — всего лишь путь, который должен быть пройден и забыт.

Кардинала вновь окутала иллюзорная пелена расслабленной неги. Он смотрел на Ферота наполовину прикрытыми глазами, мягко поблескивающими чувством собственного превосходства. Стало понятно, почему за епископом еще не пришли вооруженные клирики — Иустин видел перед собой не опасного еретика,