В священном кругу лишь Правда в чести

И меч – глашатай её.

Из этого круга двоим пути

Не быть. Кричит вороньё.

Путешествие на плотах началось спокойно и мирно. МогучийГирлим плавно мчался меж берегов, заваленных сырым, рыхлым, ненадёжным ещёснегом. Глубоко внизу оставались пороги, всё лето скалившие из воды гранитныезубы. Минуя такие места, плотогоны с привычной зоркостью вглядывались в лес,черневший по берегам. Летом, когда неминуемо приходилось разгружать лодьи итащить их волоком, перекладывая катки, здесь можно было напороться на лихиеватаги, охочие до чужого добра. Особенно лютовали разбойники в пору сегванскогорасселения, прежде битвы у Трёх Холмов, когда не было порядка в стране.Благодарение Богам, с тех пор многое переменилось, лиходеи частьюутихомирились, частью сложили головы под мечами добрых людей. А у пороговначали вырастать крепкие городки. В городках селился народ: половина – воины спредводителями, другая половина – работники, помощники гостям, прибывшим наволок. И в обиду не дадут, и лодьи перенесут чуть не на руках. Только плати.

Минуя такие городки, плотогоны оповещали о себе рогом,приветственно махали руками. С берегов отвечали, хотя и без особоговоодушевления. Обмен любезностями немногого стоит, если всё равно твои услугибез надобности, а значит, и денежек не заплатят.

В двух местах нашлись опытные стрелки, которые, прикрепив кстрелам, перебросили на плоты письма в Галирад. Доброе дело!

Никто не посягал на путешественников. Смрадная Препонапоглотила, кажется, последних, кто мог быть опасен для такого большого отряда.Минует ещё несколько лет, и Гирлим из опасной тропы станет накатаннымбольшаком. Каковы-то будут перемены, несомые в здешний край союзом Велимора исольвеннской державы?..

Когда Гирлим добежал наконец до Матери Светыни и мягковыплеснул ей на колени плоты вместе с людьми и конями, путники сталипоглядывать на берега вовсе без страха. И мечтать о скором возвращении домой.

Волкодав чувствовал себя никому особо не нужным. С ним рядомбольше не было ни мальчишек, нуждавшихся в наставлениях, ни госпожи, которуюони сообща охраняли. Выезжая из Галирада, он, помнится, ожидал всякого. Что егоприкончат по дороге убийцы, подосланные к госпоже. Что его, признав за кровноговрага, убьёт или велит убить Винитар… Лишь одно ему и во сне присниться немогло. Что его долг телохранителя оборвётся именно так.

Он перебирал в уме свои действия и поступки и вроде ненаходил ни ошибок, ни недосмотра. Он совершил для госпожи всё, на что былспособен. К тому же ей наверняка лучше было у ичендаров, чем у ненавистногожениха. Что же грызло его?.. Он сам не мог разобраться. Он знал только, чтодуша у него всё равно была бы не на месте, даже если бы он благополучно передалкнесинку с рук на руки Винитару. Который к тому же, как он теперь понимал,приходился Людоеду сыном по крови, но отнюдь не по духу. Может, узнав еголюбовь, кнесинка обрела бы счастье замужества и напрочь забыла своё девичьеувлечение?.. Всё так, но смотреть ей в глаза, когда она опять схватилась бы заего руки, моля одним взглядом: оборони…

Неужели это ему за то, что убил Людоеда посреди ночи, не давстервецу поединка?..

Волкодав бродил по плоту, пытался разминать покалеченноеранами тело и мрачно думал о том, что Боги всё-таки оставили ему лазейку. Иведь не в первый уже раз. Могли бы запереть его в подвале Людоедова замка – незаперли. И у Препоны сохранили ему жизнь. И перед окончательным выбором: когопредавать, кнесинку или себя? – тоже всё-таки не поставили. Значит, ещё недо конца разуверились в нём, значит, был ещё зачем-то Им нужен. Вот толькозачем?..

На вторую ночь после выхода в Светынь Волкодав, как всегда,устроился под парусиновым пологом, у тёплого бока закутанного в попону Серка.Добрый конь поначалу пугался чёрной воды, журчавшей возле самого уха, потом,ободренный присутствием хозяина, успокоился и привык. А может, простозаговорила кровь: коней его породы сегваны исстари возили на кораблях с острована остров и даже за море…

Волкодав прислонился к уютному, мерно вздымавшемуся бокуСерка, поглубже натянул меховой капюшон, чтобы не холодил ветер. И подумал отом, что больная рука, похоже, опять не даст ему как следует выспаться.Сломанные кости всё время ныли, порой так, что хоть прыгай в воду с плота. Да.Укатали сивку крутые горки. Раньше на мне всё заживало как на собаке. Не тотстал, не тот. Волкодав поймал себя на том, что крепко надеется на Тилорна иНиилит, ждавших его в Галираде. Ещё он успел решить, что рука вовсе не даст емунынче спать. Он примирился с этой мыслью. И незаметно уснул.

Конечно, очень скоро его разбудило нечаянное движение,причинившее боль. То ли сам пошевелился, то ли Серко. Волкодав открыл глаза ипосмотрел на палатку Дунгорма. Его отделяло от неё полтора десятка шагов.Недреманный инстинкт телохранителя заставил обежать глазами мягкие холмики тами сям возле палатки. Это спали воины-велиморцы, укрывавшиеся от стылого ветракто под одеялами, кто в спальном мешке. Пёс есть пёс, невесело сказал себевенн. Уже и хозяйки нет, а я всё стерегу.

Он послушал сонное дыхание жеребца и опять подумал о том,сколько всякого повидал его плащ. Довольно, чтобы из торжественного одеяниястать просто одеждой. Потом ещё раз открыл глаза, посмотрел на палатку… имгновенно насторожился. У собаки, которой он себя наполовину считал, сталаподниматься на загривке шерсть, а чёрные губы поползли в стороны, беззвучнообнажая клыки. На плоту спали все, кроме нескольких дозорных да плотогонов,неспешно орудовавших длинными вёслами по оба конца. Требовалось ночное зрениевенна, причём помноженное на немалую удачу, чтобы уловить неприметное движениеодного из меховых холмиков, чуть-чуть сдвинувшегося в сторону походного жилищаДунгорма.

Мыш, прятавшийся в тепле под плащом, немедля почувствовал,как напрягся хозяин, и высунул наружу любознательный нос. Волкодав осторожнопередвинул здоровую руку и накрыл зверька ладонью. Мыш уразумел привычныйсигнал и затаился. Рука же Волкодава поползла дальше – к поясу, к ножнамбоевого ножа.

Человек, притворявшийся спящим, снова пошевелился, ещё наполпяди придвинулся к палатке, а Волкодав принялся лихорадочно соображать. Онпривык предполагать худшее и успел мгновенно решить, что на плот затесался ещёодин из числа поклонявшихся Моране Смерти. Но если так – что тот предпримет?Попробует зарезать Дунгорма? Чуть-чуть подрежет уголок шатра и раскурит у отверстиякрохотную кадильницу, наполненную зельем без вкуса и запаха, способногопредупредить?.. Пустит в дырку хорька, обученного перегрызать спящему горло?..Волкодав даже смутно припомнил, что у одного из велиморцев был-таки при себемаленький любимец. …Или просто подберётся ко входу и оставит на брёвнах полоскиклейкого яда, убивающего даже сквозь одежду, даже сквозь толстые подошвысапог?..

А может, человек этот вовсе ни в чём не виновен и простоищет укромного местечка, недоступного порывам холодного ветра?