Было слышно, как далеко в толпе горько заплакала женщина.

– В ту ночь, государь, – сказал Дунгорм, –твой боярин окончательно рассорился с телохранителем и предложил госпожевыбирать, с кем она будет советоваться в дальнейшем, с ним или с венном. Игоспожа выбрала венна!

– Твой боярин очень обиделся, кнес, – хмыкнулаЭртан. – После этого кнесинка шла пешком с нами, с ратниками, а он ехал вполуверсте позади.

– Потому, наверное, он и не подоспел к нам на выручку,когда нас теснили к Препоне, – сказал Дунгорм. – Его воины появилисьодновременно с конниками моего господина, когда исход боя был предрешён, амост, по которому перешла государыня, обрушен.

Стало тихо, только негромко шептались ратники. Они многоемогли припомнить Лучезару Лугиничу. Кнес тоже повернулся к молодому боярину. Ибыло видно, что галирадскому правителю больше не хотелось спрашивать, почемуэто он привёз Волкодава не в цепях.

– Что скажешь, Лучезар?

Левый пожал широкими плечами:

– Скажу, родственник, что никогда даже не думал, как,оказывается, легко измыслить навет. Но теперь убеждаюсь: любой поступок можнопревратно истолковать…

– Этим ты в своём письме и занимался! – дерзкопроговорила Эртан.

Кнес ожёг её взглядом:

– Вы!.. Вы хоть понимаете, что вы тут наговорили?..

– Кроме нас здесь двадцать шесть человек, –ответил Дунгорм. – И я осмелюсь утверждать, государь, что на клятве передБогами ни один из них не станет опровергать наших слов.

– Мои воины тоже могут присягнуть перед Богами, –равнодушно сказал Лучезар. – А их куда как побольше. К тому же всем намизвестно, что Боги далеко не всегда и не сразу изобличают клятвопреступников…

– Можно и поторопить Их справедливость! – сказалВолкодав.

Никто не заметил движения, просто меч каким-то образомперекочевал из развязанных ножен в его левую руку. Узорчатый клинок серебрилсяв пасмурном свете, указывая прямо в грудь Лучезару. Это был вызов на поединок.На Божий Суд.

День перевалил полуденную черту. Божьему же Суду совершатьсялучше всего на рассвете, пока небо ещё не замутнено грехами людей и юный БогСолнца взирает на мир в утренней славе, полный сил и готовности присмотреть заземным правосудием. Остаток дня и всю ночь поединщикам предстояло провести вкроме, в уединённых клетях. Там они будут поститься, размышлять и беседовать сБогами.

Волкодаву не удалось даже заглянуть домой, в мастерскуюВароха. Стражники окружили и его, и Лучезара и повели в крепость. Все видели:Лучезар шествовал с поднятой головой, венн же хмуро смотрел под ноги. Ещё нехватало споткнуться при всём честном народе и раны разбередить!

На пороге клети Бравлин придержал Волкодава за плечо:

– Ты, венн, дай-ка сюда оружие… До завтра пускай всвятилище полежит.

Оба помнили, как Бравлин уже пытался забрать у него мечполгода назад.

– Оружие, – спокойно сказал Волкодав, – яотдам только кнесу, или кнесинке, или боярину Круту.

– Сейчас тебе! – фыркнул один из молодыхстражников. – Вот так прямо государь сюда припожалует!

Волкодав ответил ровным голосом, не двигаясь с места:

– Тогда отними.

Парню не захотелось с ним связываться: был, видно, наслышано безобразиях, которые этот венн время от времени учинял.

– Иди, – сказал ему старшина. – ПозовиМилованыча.

В это время к ним подошёл Атталик. Мальчишка показалсяВолкодаву значительно возмужавшим. Это чувствовалось не в осанке, не в ширинеплеч, скорее – во взгляде, в выражении глаз.

– А мне отдашь, Волкодав? – спросил юныйсегван. – Я старший сын кунса, и род мой никакому в этом городе неуступит!

Пряжки ремней не были особенно удобны для левой руки.Волкодав, повозившись, расстегнул их и протянул Атталику двое ножен – с боевымножом и с мечом. Он знал: мальчишка скорее умрёт, чем позволит кому-нибудьприкоснуться к оружию. Тем более испортить его.

Стражники расположились возле двери и всю ночь приглядывализа Волкодавом сквозь дверную щель. Мало ли, вдруг примется колдовать, творитьчёрное непотребство. Да и любопытно опять же.

Они видели, как венн, посидев немного на лавке, встал, оченьосторожно стащил тёплую куртку и стал делать какие-то движения. Опытные воинысразу поняли, что он готовился к бою. То, что он совершал, наводило на мысль ио танце, и о священнодействии. Неторопливый танец постепенно усложнялся, становилсягрозней. Стражники прилипли к щели – приди старшина, узрел бы пяток согнутыхспин. Волкодав словно встречал кого-то, наседавшего с оружием, вызывал его наудары, ловил их и отражал, потом вышибал из вражьей ладони меч… и добивалсупротивника. Добивал жестоко и страшно, без малейшей пощады. И всё это – левойрукой.

Стражники отлично знали, каков боец был Лучезар. Сперва ониполагали, что он шутя расправится с венном. Теперь посоветовались и переменилисвоё мнение. Поединок с одноруким навряд ли покажется Лучезару детской забавой.Им по крайней мере меняться местами с боярином совсем не хотелось.

Окошка в клети, даже волокового, не было: сруб располагалсявнутри насыпи под земляной стеной крома. Волкодав занимался своим делом вскудном мерцании лучины. Потом, к окончательному изумлению стражников, онмедленно обратил в сторону светца развёрнутую ладонь. И огонёк, трепетавший нарасстоянии двух аршин, погас, как задутый. До сих пор парни о таком толькослышали. Самим видеть не приходилось.

Волкодав, которому светец был не особо и нужен,удовлетворённо кивнул в темноте. Вытащив загасшую лучину из железного расщепасветца, он загнал её между брёвнами – для Мыша. Завернулся в плащ и лёг спать.

Отец Волкодава не каждый день делал оружие, но сын помнил,как в гостевом доме рода останавливались славные воины, нарочно приезжавшиезаказывать у кузнеца Межамира клинок знаменитой веннской узорчатой стали.Разборчив был Межамир. Никакая плата не побудила бы его создавать меч длязлого, разбойного человека или богатого лодыря, возмечтавшего о драгоценнойигрушке. Не всё продаётся за деньги, не всё покупается. Меч же – свят. В нёмПравда Богов.

Лучшими кузнецами в древности и теперь были Серые Псы. Небывало недовольных мастерством Межамира. Он же умел не только сварить чудеснуюсталь и обратить её в добрый клинок, он способен был ещё и показать всё, на чтотот клинок был способен. Русоголового Межамирова первенца в такие дни изкузницы было не выгнать. Во все глаза смотрел за отцом, силился перенять науку,к которой его, по неразумной малости лет, пока что не допускали. Малец вовсе немечтал заделаться витязем и следовать за боевым кнесом. Он будет кузнецом, какотец. Но разве может венн называться мужчиной, если не знает, с какой стороны умеча рукоять?