к новым неприятностям. И я решил ей воспользоваться.

— Может и полезть, кстати, — соглашаюсь. — А это лишний шум и гарантированное появление кого-нибудь из дежурных или вожатых. А оно нам надо?

Алиса задумчиво уставилась по направлению ведущей в музклуб дорожки. Даже спрашивать не хотелось, каких она там в своей голове сейчас чертей гоняла.

— Нет, — отвечает решительно под мое немое разочарование. — Полезет, значит сама его отоварю. Чего мне, первый раз что ли с парнями махаться.

Зашибись, конечно. Хренов я манипулятор, блин. Не то, чтобы я рассчитывал на какой-то успех, но слабенькая надежда-таки присутствовала. А теперь уже точно опять бок о бок с Алисой в ее бешеных авантюрах.

Пацан уже был на месте. Он нервно расхаживал взад-вперед, пиная траву и время от времени быстро оглядывался, проверяя, не идет ли кто.

— Ей должно понравиться, я знаю, что понравится, — бубнил он. — Блин, даже поверить не могу!

Я слышал его слова, но прислушивался в основном к тому небольшому оттенку беспокойства, который мелькал в его голосе, то высоком, то низком, то низком, то высоком, пока он пытался собраться с мыслями в надежде не облажаться.

— Какой же высокомерный гад, — сплюнула Алиса. — Он, кажется, даже не задумывался, что, может быть, я могу оказаться человеком в здравом уме, а не настолько дурой, чтобы прийти сюда ради него и раздеваться до пояса.

— Он точно один пришел? — спросил я.

— Да точно-точно, — Алиса залихватски тряхнула челкой. — Даже его крошечного мозга хватит, чтобы догадаться, что его могли и обмануть. А такого позора перед корешами подобные типчики пережить не смогут. Все, держи гитару, давай ведро.

— Стой, подожди, — аккуратно схватил я ее за плечо. — Не задерживайся только. Типа, стоять и злорадствовать, как типичный киношный злодей, начинать не стоит. Выливаешь ему отходы на голову и сразу валим, лады?

— Лады, — уж слишком нехорошо Алиса сейчас улыбнулась. Прямо ух.

Рыжая придвинулась ближе и немножко пошуршала в кустах, раздвигая ветки плечом.

— ДваЧе, это ты? — заголосил паренек.

Твою. Дивизию. Мать. Покойся с миром, мальчик.

Алиса пару раз выдохнула, проломилась сквозь кусты и стремительно кинулась на Ульянкиного обидчика. Он отшатнулся с воплем «Что ты!..», заслонив лицо руками, когда содержимое ведра с противным бульканьем вылилось на него. По всем волосам, рукам и лицу стали обтекать отходы. Персонаж при этом умудрился запутаться в ногах и, обиженно взвизгнув, смачно приземлился на жопу. Поднимает на Алису глаза, в которых сейчас отображается вся скорбь вечно обиженных и угнетенных.

«Все, рыжуля, давай, вали», — думаю.

Но нет. Двачевская вошла в раж. Откидывает ведро в сторонку и, удовлетворенно хмыкнув, манерно достает сигарету из кармана. А затем внезапно пару раз бьет пацана по ребрам. Легонько, судя по замаху. Однако тому хватает и этого, отчего он испуганно прижимается к стволу ближайшего дерева. Ох, беда-бедовая.

— Алиса! — выскакиваю я из кустов. — Ты чего творишь, психичка ненормальная?

— Не мешай, Макс, — зло бросает мне девушка и переводит взгляд на парня. — Ты, — говорит, прикуривая и лениво разгоняя дым ладошкой. — И вправду думал, что я тут перед тобой, сопляком озабоченным, раздеваться начну?

Парнишка испуганно сглатывает и кивает.

— Да, дела, — вздыхает Алиса, выдыхая дым. — Может, мне тебе еще разок прописать? Так, для профилактики?

Тот просипел что-то и отрицательно качнул головой.

— Ты завтра извиняешься перед Улькой, понял, гад? — Алиса наклоняется к нему почти вплотную, выдыхая новую порцию дыма прямо ему в лицо. — И чтоб я тебя больше не видела. И упаси тебя Господь рассказать об этом хотя бы кому-нибудь из вожатых, я тебе такое устрою, что ты у меня всю оставшуюся жизнь под себя будешь ходить, всасываешь, щенок?

Он дослушивает ее речь, и в конце последнего слова неожиданно спокойно кивает.

— Сигаретой, — спрашивает. — Не угостишь? А то свои в домике оставил.

— Охренеть, а еще чего тебе сделать? Макарену, может, станцевать? — прежде чем Алиса окончательно бы вскипела, я мягко взял ее под локоть. Та переводит на меня бешеный взгляд, но тут же успокаивается.

— Все, оставь его, — говорю. — Он все понял. Верно?

— Да верно-верно, — сплевывает тот остатки отходной капусты. — Твою ж мать, новый ведь комплект был. Меня старуха прибьет…

Алиса еще раз злобно зыркает и, швырнув недокуренную сигарету, уходит куда-то вглубь леса. Последний раз, и даже с небольшим сочувствием, окинув обтекающего паренька взглядом, иду следом за ней.

На лес уже опустилась тьма. Тропинку я уже видел при помощи честного слова. Хорошо, что хоть белая рубашка Алисы служила каким-никаким ориентиром.

— Черт, рыжая, мы же обговаривали, что ты просто выливаешь на него ведро и мы валим к такой-то матери, — ругаюсь я ей в спину. — А ты чего устроила? На кой черт ты его еще и бить начала?

— Я целилась по тем местам, где просто больно и обидно, чем опасно для его такого драгоценного здоровья, — ядовито отозвалась та.

— Да какая разница! — я обреченно вскидываю руки. — Алиса, это было как минимум глупо и недальновидно.

— Знаешь что! — раздраженно чуть ли не кричала та. — Тебе легко говорить. А мне, чтоб ты понимал, очень хотелось ему вмазать. Аж зубы, мать твою, сводило. Наказать. И даже не столько его, сколько себя. За то, что позволила когда-то такому вот типчику себя за нос водить!

Чувствую — плачет. Только на этот раз молча, по-мужски, без всех этих дурацких всхлипов и завываний. Лишь в уголках янтарных глаз потихоньку скапливаются предательские слезы.

— О чем ты? — спрашиваю, понимая, что сейчас, скорее всего, услышу что-то личное, если Алиса только не соскочит. Возражать я не буду. Имеет полное право.

— Прошлой весной с мальчиком познакомилась, — она аккуратно промокает скопившиеся слезы красной тряпкой. — Такие серенады пел, что мать моя… Повелась, дура, влюбилась. Первая любовь была. А потом, как выяснилось, ему только… ему только это и надо было. Он почему-то решил, что раз я… — она резко испуганно замолчала, словно чуть было не сказала что-то такое, отчего я должен был тотчас же развернуться и уйти к себе домой. Она, конечно, не понимала, что я этого ни за что бы не сделал. — Раз я не считаю чем-то зазорным одеваться открыто, то это сразу значит, что даю всем налево и направо, — ложь, конечно, сказать она изначально хотела совершенно не это. Ну да ладно, не хочет, значит, не мое дело. — Я ему отказала. Он меня ударил тогда. Очень сильно. Я в больнице с сотрясением лежала. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, почему у меня такая реакция была? Нет больше вопросов?

Да уж, дела… Бедная девочка. Так ведь