и без малого травму на всю жизнь можно получить. Слыхал истории, конечно, и похуже, но разве этому рыжему чуду, которое сейчас сдерживается из последних сил, чтобы окончательно не удариться в слезы, должно стать от этого легче? Я не стал ничего говорить, это было лишним. Просто молча подошел и обнял. Алиса пару раз вздрогнула, после чего крепко вцепилась в мои плечи ноготочками.

— Не плачь, лисенок, — шепнул я. — Ты в безопасности.

Она поднимает на меня слегка опухшие глаза. Наши лица снова оказываются рядом. Так рядом, что мне вновь сносит крышу, и я уже снова готов поцеловать ее. Да и она явно не будет возражать, если судить по тому, как она легонько прикрыла глаза…

И тут рыжая тихо вскрикнула. Я оглянулся и увидел, как к нам, быстро увеличиваясь в размерах, неслась какая-то тень. Прошло не больше секунды, прежде чем в каких-то трех метрах от нас пролетела огромная птица. Распластав в воздухе черные крылья, она мелькнула над нами и скрылась в темной листве.

— Ты… видел? — оторопело прошептала Алиса.

— Видел, — кивнул я. — Как думаешь?

— Я тебе чего, блин, орнитолог? — шикнула девушка. — Ты у нас ветврач, между прочим, знать должен!

Ох уж эти стереотипы, что ветврачи должны поголовно знать все породы и виды всех животных на свете. Достав телефон, включил фонарик и посветил в ту сторону, куда улетела громадина. И, к своему большому удивлению, увидел вместо огромного дракона всего лишь маленького совенка, который деловито восседал на ветке.

— Тьфу ты, блин, — ругнулся я. А Алиса, забыв о своей печальной истории, весело рассмеялась. — Вот что значит игра теней.

— Какой он миленький, — улыбалась девушка. — Вот бы потрогать.

— Лучше не надо, — ответил я. — Пусть себе сидит спокойно. И так я его, кажись, светом напугал.

Алиса согласно кивнула, помахала совенку на прощание рукой, и мы двинулись дальше.

Вскоре мы выбрались на освещенную луной полянку. Выглядело это очень красиво, словно лесной амфитеатр. Алиса тут же приметила бревно, на которое и уселась, аккуратно выуживая из чехла гитару.

— То самое место, о котором я говорила, — сообщила она. — Не была здесь с прошлой смены. Не было причины ходить… — девушка выдержала многозначительную паузу. — И ничего ведь не поменялось. Даже бревно то же.

Становилось уже довольно прохладно, так что я решил сообразить немного огня, мимоходом накинув на девушку свой пиджак.

— Спасибо… — смущенно пробормотала Алиса, когда ее плечи накрыла его джинсовая ткань.

Набрал веток в ближайшей округе и довольно скоро разжег небольшой костерок. Алиса что-то бренчала, а я задумчиво ворошил угли. Вообще, люблю смотреть на огонь. Особенно, когда есть над чем подумать. А подумать определенно было о чем. Например, о чувстве гребаной незавершенности. Или о том, что я заслуживаю хорошенького такого леща, дабы он мои мысли в порядок наконец-то привел, раз я сам не в состоянии.

— Второе занятие не хочешь? — хмыкнула Алиса, хлопнув рукой по корпусу гитары, когда закончила с очередной мелодией.

— Да как-то не очень, — честно ответил я, смотря в огонь. — Не буду возражать, если ты начнешь настаивать, но честно тебе скажу, что лично я желанием не горю.

— Да надо мне больно настаивать, — фыркнула Алиса, бережно откладывая гитару в сторону и доставая новую сигарету. — Инструмент мне только поломаешь.

Заметил, что, когда девушка затягивалась, у нее появлялись ямочки на щеках. Но не кукольные. С ее худощавым, умным и немного нервным лицом красивой девочки, кукольные черточки исключаются просто по определению.

— Ну, а у тебя какая сопливая история? — спрашивает.

— Прости? — отрываюсь я от созерцания пламени.

— Ну, я рассказала тебе свою сопливую историю, доверилась, — улыбнулась Алиса. — Твоя очередь.

Я уж было расхохотался, но тут же зажал рот рукой. Ладно, чего уж, откровенность за откровенность.

— Была одна, — хмыкаю, почесав кончик носа. — Звали эту историю Даша. Давно дело было, еще пять… месяцев назад. А до этого два года почти вместе были.

Тут я решил не темнить. Типа, а что в этом такого? Не думаю, что в Союзе такие длительные отношения среди подростков были какой-то диковинкой.

— Ого, немалый срок, — присвистнула Алиса. — А из-за чего расстались?

— Так мы и не расстались, — я достаю из кармана электронку и также делаю неторопливую затяжку. — Она от меня просто ушла, а это, в отличие от «расстались», как ты понимаешь, действие совершенно одностороннее.

Алиса пристально и тяжело смотрит мне прямо в глаза. Я, хоть и с трудом, но все-таки как-то этот металлический взгляд выдерживаю. Ей бы такими взглядами на митингах студентов и бабушек разгонять — просто цены бы не было. Всю Росгвардию можно сразу увольнять к чертовой бабушке.

— Что-то ты темнишь, Макс, — говорит, наконец. — От таких, как ты, просто так не уходят. Если только ты сам не позволишь.

— Это сейчас, — улыбаюсь тихонько и отрицательно мотаю головой. — А тогда… Совершенно другая история была.

Она недоверчиво хмыкает и бросает бычок в огонь. После чего снова прикладывается к гитаре. Мелодия теплым ручейком забегала по венам, заставляя кожу покрываться мурашками. Как и серьезный, но в тоже время забавный вид Алисы приковывал взгляд и больше не разрешал его отводить.

А потом она запела:

Часовые любви на Смоленской стоят,

Часовые любви у Никитских не спят,

Часовые любви по Петровке идут.

Неизменно часовым полагается смена.

О, великая вечная армия

Где не властны слова и рубли

Где все — рядовые: ведь маршалов нет у любви!

Пусть поход никогда ваш не кончится

Признаю только эти войска!

Сквозь зимы и вьюги к Москве подступает весна.

Часовые любви на Волхонке стоят,

Часовые любви на Неглинной не спят,

Часовые любви по Арбату идут.

Неизменно часовым полагается смена.

— Окуджава, верно? — спрашиваю, когда Алиса доиграла последний аккорд.

— Да, — протянула она с какой-то горечью. — Папа его… раньше мне часто играл. В детстве.

— Ясненько, — ответил я. — Песню ведь не случайно сейчас выбрала?

— Мужчина, понимающий намеки, — улыбается. Ага, это я-то намеки понимаю? — Такую тему просто затронули… Все меняется, ведь так? Подобно часовым на посту. И, как знать, вдруг следующая смена будет намного лучше?

— Может быть… — тихо ответил я.

Алиса протяжно зевает, а после смотрит на меня с каким-то бесноватым огоньком.

— Два года, значит? — спрашивает она с издевкой. — То есть, ты у нас, скорее всего, не…

— Тебе не кажется, что это немного личное? — сразу раскусил я мысль Алисы, изрядно покраснев. Хорошо, что в свете костра это не особо заметно.

— Так да или нет? — переспросила она, улыбаясь во все тридцать два.

— Нет, я не девственник, удовлетворила