сказать и об остальных позднесредневековых повстанцах. В 1413 г. во время гибельной гражданской войны в правление короля Карла VI Безумного в Париже снова начались крупные общественные волнения. Карла часто мучили приступы душевной болезни: он то забывал, кто он и как его зовут, то ему казалось, что он целиком сделан из стекла, то бегал голым по своему дворцу, покрытый собственными нечистотами, и нападал на слуг и родных. В периоды этих обострений власть оспаривали друг у друга две фракции – бургиньоны и арманьяки, и обе стороны стремились вовлечь в свои споры жителей Парижа и массу простых людей. Во время беспорядков 1413 г. тысячи горожан взялись за оружие, и большую часть весны и лета Париж находился на грани кровопролития, а на улицах дежурило народное ополчение. В это время герцог Бургундский предложил группе известных мясников и торговцев мясом взять город под свой контроль. Предводитель мясников, Симон по прозвищу Кабош, выдвинул обширную программу правовых реформ для борьбы со злоупотреблениями правительства.

Для Кабоша и его кабошьенов это был успех такого уровня, о котором Уот Тайлер или Гильом Каль могли только мечтать. Восстание кабошьенов заметно отличалось от всех предыдущих выступлений. Если в конце XIV в. повстанцы стремились коренным образом изменить устои мира, пережившего Черную смерть, то поколения спустя восстания разворачивались в рамках уже существующих политических структур. Кабошьены не собирались реформировать основы устройства Французского королевства – они лишь выступали как мощный голос в обсуждении его текущих дел. По сути, это было политическое, а не социальное движение. К тому же их решительно поддерживал герцог Бургундский, один из самых могущественных дворян не только во Франции, но и во всей Европе. Как писал летописец, мясников «подстрекал к действию герцог… желавший захватить власть»[898]. Они были политическими игроками, и, хотя эта игра могла быть жесткой, она шла по взаимно согласованным правилам.

Почти то же самое происходило в Англии в 1450 г., когда в Кенте – одном из очагов восстания 1381 г. – снова разгорелись беспорядки. Восстание Джека Кэда сопровождалось кровопролитиями и пугающими жестокостями. Повстанцы с юго-востока почти повторили путь, проделанный Уотом Тайлером и Джоном Боллом за 69 лет до этого. На фоне острого страха перед французским вторжением, когда Англию сотрясали первые приступы затяжной гражданской войны, впоследствии получившей название Войны Алой и Белой розы, простые люди, уже собранные в ополчение для обороны побережья, восстали под руководством Кэда – харизматичного вождя, родом, вероятно, из Суффолка[899]. Протестуя против бездарного правительства короля Генриха VI, они прошли маршем вверх по Темзе до Блэкхита, распевая песню с припевом «Прочь, предатели, прочь!».

Подойдя к столице, повстанцы взяли штурмом Саутуарк, вошли в Сити через Лондонский мост и устроили возле ратуши самочинный суд над опальными представителями королевского правительства. Казначею лорду Сэю и Силу отрубили голову. Отправленный в Кент военный отряд под командованием сэра Хамфри Стаффорда попал в засаду, а его командующий был убит. Короля, и в лучшие времена не отличавшегося отвагой и твердостью духа, увезли из Лондона в самом начале восстания в относительно безопасный Мидлендс, и наблюдать за ходом битвы осталась его жена, королева Маргарита. 5 и 6 июля между повстанцами и городским ополчением развернулись бои. В конце концов Кэда схватили, обезглавили и четвертовали, но Лондон и Южную Англию лихорадило до конца осени. Это было худшее народное восстание в Англии за весь XV век, и оно до основания сотрясло тогдашнее правительство.

Однако восстание Кэда, как и восстание кабошьенов в Париже, во многом отличалось от предыдущего крупного английского восстания. Если Тайлер и Болл в 1381 г. собирались начать с чистого листа и построить мир заново, то повстанцы Кэда выдвинули менее идеалистичную, но более честолюбивую и практичную политическую программу. Они составили официальный документ, в котором жаловались на конкретные злоупотребления со стороны поименно перечисленных советников и подробно излагали программу реформ королевской политики в Кенте и соседних графствах. Они просили поставить во главе правительства кузена короля, «высокородного и могущественного принца герцога Йоркского», и предлагали короне вернуть все земли, подаренные дворянам и придворным, чтобы иметь возможность оплачивать военные счета[900]. Они не выкрикивали утопические лозунги об отмене крепостного права по той простой причине, что крепостное право уже почти исчезло само по себе. Жалобы повстанцев Кэда представляли собой смелую, одностороннюю, но грамотную критику многочисленных трудностей Англии. Эта критика исходила от общественного класса, стремившегося участвовать в политических процессах, а не грубо перешагнуть через них. Она наглядно демонстрировала, как далеко мир ушел от агонии эпохи Черной смерти.

Конечно, далеко не все пережившие Великий голод и Черную смерть превратились в мятежников. Однако народные и популистские восстания второй половины XIV в., безусловно, показали, до какой степени катастрофы того времени изменили средневековое общество. Люди активно бросали вызов сложившимся иерархиям. Опустошения, вызванные гражданскими и внешними войнами, уже не воспринимались как неизбежная часть тягостного человеческого существования, и когда люди чувствовали, что их обрекают на непосильные тяготы, они поднимались и пытались добиться того, чтобы их голоса были услышаны, или же пользовались хаосом военного времени как трамплином для организованной борьбы за улучшение условий своего существования. Этап неконтролируемых мятежей после Черной смерти довольно быстро окончился, и восстания низов приобрели более продуманный, прогрессивный характер.

Примерно тогда же западные верхи обратили внимание на потенциал мятежных низов и попытались использовать его в своих целях. Помимо примеров, которые мы уже видели, это было особенно очевидно во время Каталонской гражданской войны 1462–1472 гг., когда восстание закабаленных рабочих (payeses de remensa) стало частью борьбы между королем Арагона Иоанном II и каталонской знатью, стремившейся ограничить королевскую власть[901]. Только в XVI в. на Западе поднялось новое крупномасштабное восстание, не уступающее по своему размаху и характеру восстаниям 1358–1382 гг. Это была Крестьянская война в Германии (1524–1525), но фоном для нее служили уже не гибельные последствия демографического коллапса, а разразившаяся на Западе религиозная революция, принявшая форму протестантской Реформации[902].

Впрочем, о протестантизме стоит говорить отдельно, и к этому вопросу мы вскоре вернемся, поскольку наше путешествие по Средним векам уже приближается к концу. Однако прежде, чем мы это сделаем, нужно познакомиться с теми масштабными изменениями, которые произошли в средневековом мире после Черной смерти. Последние полтора столетия Средневековья ознаменовались не только политическими потрясениями и народными волнениями. Это было время огромных перемен в искусстве, литературе, философии, поэзии, архитектуре, науке о финансах и городском планировании. Мир, переживший натиск чумной палочки, внезапно наполнился новыми идеями, открытиями и технологиями, отчасти возвращенными из Античности, отчасти изобретенными впервые. В XIV в. зародилось, а в XV столетии расцвело Возрождение – время красоты, гениев, вдохновения и технического обновления и вместе с тем дикости, грязи и крови. Именно на эту блистательную