Ибн Араб-шах рассказал мне, что одним из деятелей, распространивших ислам в Хиндустане был Моъавийа (один из сподвижников пророка). Однако его сын Йезид, в противоположность своему отцу, не предпринял каких-либо шагов по дальнейшему распространению ислама в той стране.

После Йезида, другие халифы династии Омейядов распространяли дальше религию ислам, однако так и не сумели утвердить ее господство по всему Хиндустану, потому что это настолько обширная страна, что невозможно утвердить единый культ во всех ее просторах. Поняв, что я следую по земле, где обитают мусульмане, я велел дозорным отрядам шествовать с зелеными знаменами и, чтобы они, всюду где останавливаются и вершат намаз, громко возглашали азан, пусть местные правители знают, что в их страну вступило исламское войско. Такая мера с моей стороны оказалась настолько действенной, что мы, без каких-либо стычек или противодействий со стороны населения, сумели проделать довольно долгий путь, дойдя до Кветты. Правитель Кветты, именуемый Абдулла Вали-уль — Мульк с почетом встретив меня, провел в свой дворец, предложил находиться там и быть его почетным гостем во время пребывания в его городе.

Однако я предпочел жить в своем лагере, ограничившись тем, что отобедал в том дворце лишь в первый день своего прибытия. Абдулла Вали-уль-Мульк был человеком преклонных лет с седыми волосами и бородой. После трапезы, он дружески обратился ко мне с вопросом: «О великий эмир, пожалуйста, поведай, куда ты держишь путь и какую цель приследуешь?» Я ответил: «Хочу утвердить свою власть в Хиндустане и включить его в состав подвластных мне земель». Вали-уль-Мульк молвил: «О великий эмир, заклинаю, откажись от намерения завоевать Хиндустан». Я спросил, почему я должен сделать это. Он ответил: «В Хиндустане правят две тысячи разных царей, которых называют раджами и даже если Господь даст тебе целую сотню лет жизни и все то время ты посвятишь сражениям, все равно тебе не удастся покорить Хиндустан». Я спросил: «А как же сумел сделать это Махмуд Газневи?» Вали-уль-Мульк ответил: «Махмуду Газневи удалось завоевать лишь уголок Хиндустана, другие завоеватели также не сумели добиться большего. О великий эмир, ты не представляешь как огромна эта страна, какое множество разноплеменных народов населяют ее, одна её часть на севере примыкает к районам, где стоят суровые холода, другая, на юге — к местам где царит невыносимый зной. В одном краю Хиндустана люди мрут от холода, в другом — от жары, где не знают, что такое одежда. В одном краю люди не употребляют в пищу мяса овец и коров, считая их запретными, а в другом поедают человечье мясо. Есть здесь места, где умерших мужчин сжигают, а их жены живыми должны следовать за ними на костер, а есть местность, где мертвых ни хоронят, ни сжигают, а просто бросают в реку на съедение рыбам и в то же время пьют воду из тех же рек и там же совершают омовение».

Я сказал: «О дорогой гостеприимец, ты оказал мне весьма любезный прием. Однако, ничто из того, что ты мне рассказал не в состоянии удержать меня от того, чтобы пройти весь Хиндустан, от края до края. Я тот человек, который в стране кипчаков бился с самим Тохтамышем и поставил его на колени, даже тамошние смертельные холода не сумели помешать мне успешно сражаться. Я человек, которому удалось сокрушить исфаганскую крепость, знал бы ты, какая это была неприступная твердыня — только длина ее стен составляла семь с половиной фарсангов, через каждые сто пятьдесят заръов была возведена башня, по гребню той стены могла бы свободно проехать арба, а ее башни были выдвинуты далеко вперед от крепостной стены, чтобы воспрепятствовать попыткам осаждающих устроить подкоп. Я сумел одолеть ту твердыню и взять Исфаган, а ты пытаешься напугать меня людьми, для которых запретно есть мясо овец и коров, теми, кто поедает людей и теми, кто предает своих покойников огню или водам реки.

Будь в Хиндустане не две тысячи, а четыре тысячи правителей, все равно я завоюю его и ничто не сумеет удержать меня от этого, потому что я не боюсь смерти. После обязательных предписаний веры, самыми обязательными для меня являются законы войны. Я получил столько ужасных и тяжелых ран в боях, что не могу их сосчитать, но я никогда не страшился смерти и самое приятное зрелище для меня — это видеть фонтаны крови, бьющие из перерезанных жил врага, сражённого мною собственноручно».

Абдулла Вали-уль-Мульк молвил: «О великий эмир, в твоем бесстрашии и смелости я никоим образом не сомневаюсь, до меня не раз доходили слухи о проявленных тобою мужестве и отваге, знаю, что и войскам Салма и Тура не под силу было бы остановить тебя и ты настолько бесстрашен, что в любом месте сумеешь пробить себе дорогу. Но в Хиндустане твой путь будет закрыт, то, что встанет преградой на нем не будет войском, подобным войску Салма и Тура». Я спросил, что это будет за преграда на моем пути. Он ответил: «Чума». Я засмеялся и сказал: «Если бы не твой почтенный возраст и жизненный опыт, который по-идее должен быть больше моего, и если бы не необходимость проявить в отношении тебя должное уважение, я бы сказал тебе, что ты не обладаешь и каплей ума. До сегодняшнего дня ничто не смогло помешать исполнению моих решений, даже чума, которой я сам переболел будучи в Фарсе». Вали-уль-Мульк сказал: «О великий эмир, все завоеватели мира, вторгавшиеся в Хиндустан, в конце концов терпели поражение именно от чумы, и вынуждены были спасаться от неё бегством. Эта болезнь не оказывает сильного воздействия на местное население, которое привыкло к нему, однако валит с ног пришельцев».

Я сказал: «Итак, вот уже две недели, как я нахожусь в Хиндустане и чума не смогла свалить меня с ног». Вали-уль-Мульк сказал: «Здешние места обладают благоприятным климатом, можно сказать, что это еще не настоящий Хиндустан. Ты лучше скажи мне, куда ты держишь путь, чтобы я мог сказать, через какие места тебе предстоит пройти, чтобы попасть в тот самый настоящий Хиндустан».

Я сказал, что намерен дойти до Дели, взять его, а затем завоевать оставшиеся земли Хиндустана. Вали-уль-Мульк сказал: «Местность, простирающаяся отсюда до города Мултана, обладает благоприятным климатом, пройдя Мултан, ты вступишь в настоящий Хиндустан». Я сказал, что и в настоящем Хиндустане меня не будет страшить болезнь. Вали-уль-Мульк сказал: «Нет сомнений в том, что ты ничего не боишься, но чума может погубить всех твоих