Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем правитель Кветты спросил: «О великий эмир, ты пришел сюда из Искандера?» Я ответил утвердительно. Он спросил, проходил ли я через Хайбарский перевал. Я вновь дал утвердительный ответ. Вали-уль-Мульк спросил: «Как получилось, что ты пришел в Кветту, ведь такой путь гораздо длиннее. Ты мог бы идти в Дели коротким путем, завернув в Кветту, ты удлинил себе дорогу». Я ответил: «Я избрал такой путь, чтобы дойти до Дели без необходимости ввязываться в стычки на местах. Избери я более короткий путь, мне бы каждый день пришлось вести сражения, что задержало бы мое продвижение в сторону Дели».
Вали-уль-Мульк согласился с таким моим высказыванием и добавил: «Отсюда до Мультана никто не встанет на твоем пути, потому что жители всех мест, по которому будет проходить твой путь — мусульмане. Но, миновав Мультан, ты вступишь в районы, населенные индусами и они поднимутся против тебя, причем особую опасность представляют их стрелки из луков, которые располагаются в беседках, установленных на спинах слонов».
Я сказал, что меня не пугают ни их стрелки, ни их слоны. Затем я спросил Валь-уль-Мулька, бывал ли он в Дели. Он ответил, что да, бывал. Я спросил, что собой представляет крепостная стена Дели. Он ответил, что она сложена из камня и окружена рвом. Я спросил, какова численность войска правителя Дели. Вали-уль-Мульк сказал, что оно бесчисленно, правитель Дели может иметь в своем распоряжении столько воинов, сколько пожелает. Благодаря большой численности населения и обладанию несметным богатством, он может набрать войско, численностью в целый курур (т. е. пятьсот тысяч) человек и вести войну годами, изматывая силы самого мощного из своих врагов.
Шёл восьмисотый год со дня хиджры нашего пророка (да благословит Аллах его и его род), когда я вступил в Хиндустан, т. е. мое вступление в эту страну ознаменовало конец восьмого века. Я предвидел, что в начале девятого столетия, а точнее, в восемьсот первом году, мне предстоит вести войну в Хиндустане. Я спросил Вали-уль-Мулька, видел ли он султана Махмуда Халладжа, правителя Дели. Вали-уль-Мульк некоторое время разглядывал меня, затем сказал: «О эмир, Махмуд Халладж больше не является правителем Дели». Эта новость была для меня неожиданной, потому что я полагал, именно тот человек правит Дели и о нем я несколько раз беседовал с Эбдалем Гильзайи, потому что основоположником той династии Халладж был эмир, родом из страны Гур.
Вали-уль-Мульк поправил меня, сказав: «О великий эмир, султан Махмуд Халладж был правителем Дели до начала нынешнего года (т. е. восьмисотого года хиджры — Марсель Брион), однако на него напал Малу Экбаль, завоевав его державу он пленил самого Махмуда Халладжа. По самым последним сведениям, которыми я располагаю, Махмуд Халладж до сих пор находится в неволе». Вали-уль-Мульк продолжал: «Малу Экбаль был одним из военачальников султана Махмуджа Халладжа. Подняв мятеж, он застиг врасплох войско своего правителя, и вот уже почти год как он правит Дели». Я спросил о возрасте султана Махмуда Халладжа. Вали-уль-Мульк ответил, что к тому времени ему должно было исполниться сорок пять или сорок шесть лет. Затем я спросил о возрасте Малу Экбаля. Вали-уль-Мульк сказал, что не встречал его и не имеет представления о его возрасте, но слышал, что тот молод, не старше тридцати четырех-тридцати пяти лет.
Времени было мало и я не мог дольше откладывать свое выступление на Дели, поэтому я двинулся вместе с войском в сторону Мультана. Дойдя до него, я понял, что имел ввиду Вали-ульМульк, ведя речь о «настоящей» Индии. В Мультане никто не противостоял мне и я беспрепятственно вступил в город, похожий на город буюров, что на земле Фарс.
Дома в том городе отстояли друг от друга на большом расстоянии, с той разницей, что если в буюрском граде дома были возведены на холмах, то в Мультане они стояли среди большого леса., земля здесь была покрыта различными травами и куда бы я не бросил взгляд, видел красные, желтые и сиреневые пятна, этими пятнами были разноцветные одежды хиндустанских женщин, которые расхаживали с открытыми лицами, у некоторых их них за спиной находились грудные дети.
Правителем Мультана был хиндустанец по по имени Пан Шан-Джанг, который провел меня в свой дом. Его дом не был красивее других, однако был большим и я велел, чтобы расставили стражу вокруг и внутри дома, потому что несмотря на выраженную правителем Мультана покорность, я не мог питать доверия к хиндустанцам.
После вечернего намаза, Пан-Шан-Джанг через переводчика пригласил меня на ужин, сказав: «О великий эмир, отведай пищи без какого-либо опасения, ибо она не отравлена с целью умертвить тебя. Если все же не веришь, я прикажу, чтобы мои слуги отведали предварительно от каждого блюда, подносимого тебе, чтобы ты убедился, что оно не отравлено». Однако при первом же отведанном мною куске, я почувствовал вкус приправ и специй, ощутив жжение в горле, я встал из-за дастархана, сказав, что не могу есть хиндустанских блюд, настолько острых, что от них горят все мои внутренности от горла до пупка.
Пан-Шан-Джанг сказал, что к сожалению, в его доме нет блюд, не содержащих приправы и специй. Я сказал, чтобы для меня приготовили куриный бульон, который я съел.
Пан-Шан-Джанг отвел для моего сна и отдыха свои покои, где стояла широкая кровать с высоким балдахином, устланная шелковым покрывалом. Я сказал, чтобы убрали шелковую постель и заменили ее обычной. Внутри покоев и на крыше была расставлена стража, которая поочередно менялась. Среди ночи я проснулся от шума ломающихся ветвей и подумал, что поднялась буря. Взглянув на небо, я увидел, что оно безоблачно, сияли звезды, деревья в саду неподвижны, однако шум ломавшихся ветвей не прекращался. Оглянувшись, я увидел, что стража с ужасом смотрит в сторону сада. Будучи по привычке одетым, я схватил саблю, находившуюся у изголовья и направился к выходу из спальни. Я тихо спросил у одного из стражников, что происходит. Тот, указав в сторону сада, проговорил: «Змея… змея…».
Я выглянул в ту сторону и при свете звезд увидал, что сотни тех тварей извиваются по земле, издавая звуки подобные шуму колышущихся ветвей.
В пустынях Ирана я видел множество
