Как мы уже говорили, Береговые братья очень уважали губернатора. Они любили его и немного побаивались. Его дом считался самым известным и популярным в колонии. Губернаторские обеды были великолепны, а общество на них собиралось избранное.

Д’Ожерон, отпрыск старинного дворянского рода, умел принимать прекрасно, обладая способностью с необыкновенным тактом объединять за своим столом людей, любивших и уважавших друг друга, что было нелегко в краю, где общество состояло по большей части из изгоев европейской цивилизации, чьи мятежные натуры отказывались подчиняться даже самому легкому нажиму.

Надобно отметить странность положения д’Ожерона среди всех этих непокорных людей, не слишком охотно принявших его звание королевского наместника и готовых в любую минуту отвергнуть даже самые простые его требования.

Нужно было обладать недюжинной энергией и глубоким знанием флибустьерских нравов, чтобы удержаться в Пор-де-Пе и не скомпрометировать важное дело, порученное ему королем.

Монбар с чрезвычайной учтивостью был принят д’Ожероном и нашел у него главных предводителей флибустьеров, которые, горя нетерпением увидеться с Монбаром, поспешили явиться на зов губернатора.

Старые соратники Монбара так хорошо знали его выдающиеся способности и закоренелую ненависть к испанцам, что не без оснований предполагали, будто его продолжительное отсутствие на Тортуге должно скрывать серьезные намерения и что отчаянная экспедиция, какие умел устраивать один только этот знаменитый флибустьер, не заставит себя ждать.

Надо сказать, что уже довольно долгое время флибустьеры терпели неудачи: все их планы расстраивались, хотя никто не знал причины этого. Враги, которых думали захватить врасплох, всегда оказывались готовыми к встрече, и каждый раз приходилось возвращаться из набегов на разбитых судах и с командой, израненной испанской картечью.

Флибустьеры, привыкшие без счету тратить деньги, добытые грабежом, начинали ощущать все больший недостаток в средствах. Они давно нуждались в богатой добыче и поэтому приняли Монбара с громкими, радостными восклицаниями и распростертыми объятиями.

Обед прошел весьма достойно, в дружеских разговорах д’Ожерона с гостями, однако, против обыкновения, губернатор не заставлял флибустьеров пить. Монбар был очень сдержан, на вопросы отвечал уклончиво, казался озабоченным, ел мало и забывал каждую минуту, что перед ним стоит полный стакан.

Береговые братья заметили странности в поведении Монбара и угадали по этим верным признакам, что мысли их товарища занимает какое-то важное дело. Это наполнило их сердца надеждой.

Когда на стол поставили десерт, д’Ожерон сделал знак, и слуги тихо вышли. Гости остались одни. Их было девять человек, считая губернатора: Монбар, племянник губернатора Филипп д’Ожерон, Пьер Легран, кавалер де Граммон, Олоне, бывший работник Монбара, который, как тот и предсказывал, сделался одним из самых страшных флибустьеров Тортуги, а также капитан Дрейк, Польтэ и англичанин Морган, недавно приехавший с Ямайки, где он находился продолжительное время.

– Господа, – сказал д’Ожерон, – вот ликер, трубки, табак и сигары, прошу вас.

Все потянулись за трубками и сигарами, выбирая по вкусу. Губернатор встал из-за стола, отворил дверь, и все увидели в коридоре Дрейфа, Данника, Мигеля Баска и Питриана. Они сидели на стульях и курили.

– Вы видите, что нас хорошо караулят, – заметил губернатор, опять усаживаясь за стол, – и, по крайней мере, на этот раз мы можем говорить о делах, не боясь, что наши слова дойдут до чужих ушей.

Флибустьеры одобрили меру предосторожности, предваряющую серьезный и, следовательно, важный разговор.

– Однако, – продолжал губернатор, – я советую вам не слишком повышать голос. Стены здесь не очень толстые, а кто знает, сколько шпионов подслушивают нас.

Монбар схватил бутылку, стоявшую перед ним, наполнил стакан до краев, не обращая внимания на пролитую жидкость, которая оказалась ромом, и, поднеся стакан к губам, сказал:

– Братья, я пью за самую достославную экспедицию, какую когда-либо предпринимали флибустьеры, экспедицию, которую мы совершим вместе, если вы сочтете меня достойным командовать вами, – словом, я пью за нашу месть испанцам. Поддержите же мой тост!

И он опорожнил свой стакан до последней капли.

– За нашу месть испанцам! – вскричали флибустьеры, следуя примеру Монбара.

– Ага! – весело произнес Пьер Легран. – Похоже, он что-то задумал.

– Монбар всегда полон идей! – воскликнул Олоне, потирая руки.

– Кажется, я хорошо сделал, что вернулся, – заметил Морган.

– Господа, – призвал присутствующих губернатор, – Монбар хочет говорить. Прошу вас, выслушайте его.

– И вероятно, дело стоит того, – весело прибавил Польтэ.

– Послушаем! Послушаем! – закричали флибустьеры.

Монбар поднял руку. В зале как по волшебству воцарилась тишина.

– Братья, – начал Монбар, – прежде всего позвольте мне от всей души поблагодарить вас за ту радость, с которой вы встретили мое возвращение, хотя я впервые возвращаюсь без добычи и без единого испанца, повешенного на мачте. Все это должно было заставить вас задуматься и предположить, что у меня есть большие планы. Если так, вы не ошиблись, друзья. У меня действительно есть далекоидущие планы, настолько грандиозные, что я с трудом осмеливаюсь говорить о них, хотя обдумываю это дело уже более двух месяцев, взвешивая все «за» и «против».

Внимание флибустьеров удвоилось. Стало совсем тихо. Тончайший писк комара не остался бы незамеченным в этой зале, где, однако, собрались девять человек.

– Я хочу, – чеканил слова Монбар, – хочу, слышите ли вы, так блистательно отомстить испанцам, чтобы воспоминание об этом мучило их по прошествии целого столетия и чтобы внуки их дрожали от страха при одном только упоминании о Береговых братьях. Множество событий произошло за время моего отсутствия. Многие наши братья, и среди них самые знаменитые, попали в ловушки, расставленные пробравшимися к нам шпионами. Они нашли бесславную смерть, потому что испанцы считают нас разбойниками и обращаются с нами, как с разбойниками. Клянусь вам, все наши братья будут беспощадно отмщены! Каждая капля их крови будет искуплена бочкой крови наших врагов.

Несмотря на увещевания д’Ожерона, речь оратора была прервана неистовыми криками флибустьеров. Говоря о ненависти к испанцам, Монбар задел самые чувствительные струны в душах флибустьеров.

Когда волнение понемногу улеглось, Монбар продолжал:

– На этот раз я намерен не просто предпринять экспедицию, а развязать войну, самую настоящую беспощадную войну. Хотите следовать за мной?

– Да! Да! – вскричали все с восторгом.