вспоминал, что Бейкер и другие «зарубежные партнеры» проявили большую озабоченность ситуацией в Советском Союзе, «чем некоторые наши видные политики». Госсекретаря шокировало стремление бывших советских республик немедленно подать заявку на вхождение в ООН. Что тогда произойдет с Советом Безопасности, где у Советского Союза имелось постоянное членство? Бейкер поделился тревогой с Козыревым, который согласился, что подобный «кошмар» нельзя допустить. На ужине в Спасо-хаусе с участниками конференции ОБСЕ из двенадцати республик Бейкер призвал их к сотрудничеству и подписанию экономического договора. Вместе с тем встречи с Силаевым и Явлинским убедили его в том, что у этих двух русских совершенно нет единства целей. Они постоянно спорили. Силаев хотел просить денег у МВФ и Всемирного банка, а Явлинский говорил, что любые средства будут потрачены впустую без программы реформ, основанной строго на его идеях. Мэры Москвы и Петербурга Попов и Собчак пытались убедить Бейкера, что западному бизнесу лучше иметь дело с городами напрямую, минуя временное правительство Горбачева. Попов призвал НАТО прислать все просроченные армейские рационы продовольствия в Москву, а Собчак убеждал госсекретаря «не давать денег центру»[1231].

Эмоциональной кульминацией поездки Бейкера стал ужин с Шеварднадзе в его московской квартире. Бывший министр иностранных дел не видел светлого будущего для демократии в России без масштабного участия Запада. Он предупреждал, что распад Союза порвет экономику в клочья, а популисты вроде Владимира Жириновского оседлают волну массового недовольства[1232]. Шеварднадзе напомнил американскому другу, что в прошлом Запад ставил условием для своей помощи отделение Прибалтики от Союза: «А сейчас и Балтия ушла, и помощи нет». Однако на Бейкера эти укоры не подействовали. «При условии экономической революции, – заявил он, – наша помощь пойдет незамедлительно». Шеварднадзе возразил, что прежде, чем «помощь» поступит, из Союза уйдут Украина и Казахстан, а Среднюю Азию захватят исламисты. «Кравчук слаб, – не согласился Бейкер. – Он выставляет свою кандидатуру в президенты против националистов». По словам госсекретаря, Запад был на стороне центра и националистов не поддерживал. Под конец он свернул на официальную линию США – невмешательство и возложение ответственности на постсоветские субъекты и МВФ. «Железная дисциплина в который раз не дала Бейкеру говорить с [Шеварднадзе] по-человечески», – вспоминал один из его главных помощников Роберт Зеллик, который присутствовал на ужине[1233].

Тем не менее Бейкер покинул Москву, переживая за российскую демократию. В случае ее провала «мир станет гораздо более угрожающим и опасным…», писал он Бушу. Если же, вопреки серьезным разногласиям, российские демократы совершат «экономическую революцию», сравнимую с их «политическим переворотом», то «груз ответственности ляжет на нас, особенно если мы будем медлить», – заключил он[1234]. Впрочем, за время поездки Бейкера по странам Балтии, где его встречали как героя, чувство моральной ответственности поостыло. Ландсбергис с коллегами хотели, чтобы Вашингтон заставил Москву немедленно вывести войска из Балтии, демилитаризовать Белоруссию и остановить советский военный транзит через Литву в Калининградскую область. Попытка Бейкера привести аргументы Шапошникова о том, что с точки зрения логистики это невозможно, только разозлила литовцев. Также прибалты категорически отказались брать на себя какие-либо советские обязательства. По словам министра иностранных дел Эстонии Леннарта Мери, его страна была правопреемницей СССР не в большей степени, чем Намибия. Бейкера поразила «реакция на грани открытой враждебности», когда разговор зашел о русскоязычных меньшинствах. Глава эстонского правительства Арнольд Рюйтель заявил, что поскольку большинство русских и украинцев в стране работали в секторах безопасности и обороны, они должны покинуть Эстонию. Бейкер сделал все возможное, чтобы отговорить его от этой идеи[1235].

Затем Бейкер с командой вылетел в Казахстан на переговоры с президентом Назарбаевым. На территории Казахской республики находилось порядка тысячи межконтинентальных баллистических ракет с разделяющимися ядерными боеголовками, а общий арсенал ядерного оружия на складах достигал примерно 1800 единиц. В Алма-Ате принимающая сторона устроила американцам пышный прием – лилась водка, звучали тосты «за стратегический союз США с Казахстаном». Назарбаев подписался под пятью принципами, подтвердил намерение Казахстана остаться безъядерным и попросил Бейкера открыть дипломатическое представительство в столице республики[1236]. Он также поделился с американцами опасениями по поводу сильного проявления русского национализма в окружении Ельцина: «Если проедете по моей стране, то увидите, как русские дети бьют казахских. Так случилось и со мной. Жить с ними было непросто». Назарбаев явно имел в виду не только детские травмы, но также геополитические и исторические реалии. Статус полноценной союзной республики Казахстан получил в 1936-м от Сталина. В годы холодной войны Казахская ССР стала площадкой для советского ВПК. Руководство республики понятия не имело, что происходит в «закрытых городах» на ее территории, включая гигантский космический полигон Байконур, биологические и химические лаборатории и т. д. Все они финансировались и контролировались Москвой. «Казахи, практически со всех сторон окруженные великой державой, хотели обратиться за помощью к США, единственной стране в мире, способной обеспечить их мир и стабильность», – подытожил Бейкер позднее[1237].

Американскому госсекретарю пришла и другая мысль: то, что в Москве представлялось отличной идеей, на периферии выглядело совсем иначе. Невзирая на негативные последствия, лидеры стран Балтии хотели выйти из Советского Союза во всех смыслах – политически, экономически и культурно. Назарбаев, который в Москве казался таким сговорчивым и рассудительным, на родине кардинально сменил тон. С учетом такой переменчивости, мог ли Горбачев на самом деле удержаться у власти? – размышлял Бейкер[1238].

«ОПЯТЬ ТА ЖЕ ГОВОРИЛЬНЯ!»

5 сентября лидеры «Демократической России» впервые собрались в Москве после драматических событий августа. «Сегодня в 11 часов тридцать минут утра СССР прекратил свое существование», – приветствовал коллег Аркадий Мурашов, один из членов координационного совета движения. Он имел в виду роспуск Съезда народных депутатов и конец советской конституции. В глазах большинства присутствующих, в основном московских интеллектуалов, это был эпохальный сдвиг от крушения тоталитарной империи к началу новой демократической эры. Им верилось, что Ельцин проведет выборы, и события пойдут по польскому сценарию – будет сформировано новое правительство России, свободное от коммунистов-аппаратчиков[1239]. Впрочем, оставалось неясным, что делать дальше. Лидер движения Юрий Афанасьев и другие российские демократы чувствовали себя словно кавалерийская бригада во время атаки, обнаружившая, что противник ушел с позиций. Партия, которой они противостояли, исчезла, а другой общей цели в зоне видимости не было. Российское демократическое движение не совсем понимало, как быть с экономикой, построением государства и стабилизацией финансов. Ни одна из задач не решалась мобилизацией толпы, выступлениями и печатанием агитлистовок[1240].

14 сентября в Москве открылся пленум Совета представителей движения «Демократическая Россия», на