Я вытянула перед собой ноги. Прошлогодние ботинки, кожа вдоль подошвы потрескалась. Штаны все в затяжках, оттого что я по саду хожу напрямик, через кусты. Колени испачкались, и к одной голени прицепился сухой лист. Наверное, я где-то успела присесть. Я встала и одернула подол туники. Не грязная, но в пятнах. С той поры как мою комнату начали чистить и выселили меня оттуда, одежды у меня стало маловато. Я ощутила смутную тревогу – уж не сожгли ли остальное? Наверное, надо бы проверить, как там мои вещи. Я подцепила ногтем кусочек грязи на краю подола, и он отклеился. Я надела эту тунику всего лишь день или два назад. Пятно на груди – старое. «Грязное» и «в пятнах» – это ведь совсем не одно и то же, верно?

Ну, это если знать, что пятна старые, а не свежие. Я призадумалась. До чего же досадно… Уроки с детьми, которые меня ненавидят, которые станут тыкать, щипать меня и насмехаться надо мной при первой же возможности. Ужасные разговоры о моем отце и обо мне. Люди верят в ложь, потому что она похожа на правду. Со стороны и впрямь может показаться, что отец обо мне не заботится. Когда мама была жива, она следила за тем, чтобы я была опрятной и чистой. Я об этом не очень-то задумывалась; просто она это делала для меня, как и многое другое для всех нас. Теперь ее не стало. И мой отец не делает для меня те же самые вещи, потому что, как до меня постепенно дошло, они для него не имеют значения. Он видит меня, а не мои потрескавшиеся по бокам ботинки или то, что все мои туники испятнаны. Он сказал, что нам надо «справляться лучше», но потом ничего не сделал.

И я была в точности как он. Не придавала всему этому значения, пока мне не напомнили. Я встала и отряхнула тунику спереди. Почувствовала себя очень взрослой, решив, что не надо из-за случившегося хандрить или винить отца. Провела рукой по растрепанным волосам. Надо просто сказать ему, что мне нужно, и он все достанет. Ведь достал же для Шун, верно?

Я отправилась искать отца. Времени ушло немного, и в конце концов я нашла его в Желтых покоях. Он разговаривал с Ревелом. Рядом слуга стоял на табуретке и вешал чистый полог над кроватью. Одна из новых горничных, девушка по имени Кэрфул, стояла рядом, держа в руках стопку постельного белья. Перину поместили в свежий чехол, и она на вид была пышной и мягкой. Если бы никто не смотрел, я бы немедленно ее опробовала.

Вместо этого я терпеливо дождалась, пока отец повернется, увидит меня и спросит с улыбкой:

– Ну что, Би, как тебе это нравится? Что бы нам еще сделать в твоей новой комнате?

Я застыла с разинутым ртом. Ревел рассмеялся, очень довольный. Отец посмотрел на меня, склонив голову набок:

– Ты застигла нас врасплох, но, вообще-то, мы уже почти все тут закончили. Я знал, что ты удивишься, но не думал, что ты утратишь дар речи.

– Мне нравится моя комната… – выдохнула я.

Моя комната с тайным входом в шпионский лабиринт. Этого я вслух не сказала. Оглядевшись, увидела то, чего не заметила сразу. Сундук у изножья кровати был низкий, чтобы мне было легче доставать из него вещи. Рядом с гардеробом в углу, открытым и пустым, стояла табуретка – чтобы я могла дотянуться до верхних полок. Крючки внутри его были расположены так, чтобы я могла с легкостью до них достать. Это доказывало, что отец действительно обо мне думал. Я знала, что не могу отвергнуть подарок, который он приготовил от чистого сердца.

– Ты все это сделал для меня? – спросила я, прежде чем он снова заговорил.

– Ревел кое-что посоветовал, – сказал отец.

Высокий управляющий коротко кивнул в знак согласия.

Я медленно оглядела комнату. Узнала маленькое кресло у камина. Я его видела где-то в доме; теперь его освежили новым лаком и добавили желтые подушки. Скамеечку для ног я раньше не встречала. Она не была безупречной парой к креслу, но очень ему соответствовала благодаря подушке, обтянутой той же тканью, что и на кресле. На подоконнике устроили сиденье и соорудили ступеньку, чтобы мне было удобнее туда забираться; россыпь ярких подушек разного размера так и звала меня там отдохнуть. Я перевела взгляд на отца.

– Ревел очень помог, – скромно уточнил он, и тут уж управляющий просиял. – Ты же знаешь, я ничего не смыслю в занавесках и подушках. Когда мы нашли клопов, я сказал ему, что больше не положу тебя спать в той комнате. Он ответил, что тебе нравятся эти покои, – слуги давно заметили, как ты их любишь. И предложил, раз уж мы начали их ремонтировать, закончить и подготовить их специально для тебя. И вот ты пришла как раз вовремя, чтобы сказать, нравится ли тебе.

Я замешкалась в поисках слов:

– Тут… мило. Очень красиво. – Отец ждал, и пришлось продолжить: – Но мне правда нравится моя старая комната.

Я не могла ему сказать при слугах, что хотела комнату со входом в шпионский лабиринт. Я вообще не была уверена, что хочу ему рассказывать про тот вход. Мне нравилось быть единственной, кто о нем знает. Тайный и быстрый доступ к шпионскому глазку, рассчитывала я, поможет развеять кое-какие слухи. А что, если он решит устроить ремонт в моей старой комнате вместо Желтых покоев? Тогда потайную дверь могут обнаружить! Я прочистила горло.

– Но это была детская комната, верно? Тут гораздо лучше. Спасибо, папа. Все такое чудесное.

Чувствуя себя слегка неловко, я подошла к нему и подставила лицо, чтобы он меня поцеловал. Наверное, только я знала, насколько он удивлен, и уж точно только мы с ним знали, как редко прикасаемся друг к другу таким образом. Но он наклонился и поцеловал меня в щеку, как будто это доставило нам обоим удовольствие. Мы союзники, вдруг поняла я. Мы оба отгородились стенами от враждебного мира.

Ревел вертелся от возбуждения. Когда я шагнула назад от отца, он поклонился и сказал:

– Госпожа Би, если позволите, я бы хотел вам показать хитроумно устроенные выдвижные ящики в шкафу и складное зеркало.

Я едва заметно кивнула, и его длинные ноги пришли в движение – в два шага наш управляющий оказался возле моего нового платяного шкафа.

– Поглядите-ка. Тут вот крючки для ожерелий, а вот тут – маленькие выдвижные полочки для других украшений. Вот полочка для духов! И чтобы было интереснее, я уже кое-что добавил для вас! В этой милой бутылочке – духи с ароматом розы, а в синей – с ароматом жимолости; и те и другие очень подходят для юной леди ваших лет! А здесь у нас искусно сделанная табуретка-стремянка, чтобы вы смогли дотянуться до каждой полки и поглядеть на себя в зеркало. Смотрите, как оно складывается и раскладывается! Вот это отделение – чтобы развесить вещи побольше, и, ах, какой приятный аромат! Тут внутренняя отделка из кедра, чтобы не завелась мерзкая моль!

Не переставая говорить, он выдвигал пустые ящики и касался крючков с куда большим воодушевлением, чем я могла бы когда-нибудь испытать при виде платяного шкафа. Я нацепила самую лучшую из своих улыбок и продолжала улыбаться, пока он уверял меня, что комната горничной, примыкающая к моей, скоро будет готова принять обитательницу. Он отрекомендовал мне Кэрфул как возможную личную горничную, и мне пришлось повернуться к ней, скрывая смятение, и выслушать, как она представится. Ей было лет пятнадцать, а может быть, и больше. Она покраснела и сделала реверанс, по-прежнему держа в руках стопку простыней, и я понятия не имела, что ей сказать. Горничная. Мне что же, придется теперь выдумывать для нее занятия? Она вечно будет рядом, станет таскаться за мной? Я вдруг порадовалась, что приняла новую комнату. Если бы я настояла на старой и они бы поселили горничную в той каморке, у меня не осталось бы ни единого шанса воспользоваться тайным входом. Но все равно она теперь будет спать рядом с моей комнатой – смогу ли я выбираться отсюда незамеченной?