дела у «Копрорации» пошли намного хуже. Хельмимира тут же вспомнила странный финансовый отчёт, который читала днём… Паззлы сложились, и всё встало на свои места.

– Сволочи, – произнесла Хельмимира. – Вы уже тогда были предателями!

– Мы не предатели! – воскликнул Гардиальд, вскакивая с дивана – Ты хоть понимаешь, что мир не вращается вокруг борьбы с отупляющим искусством?! Речь идёт об озеленении целых миров!

– Надо же, какие мы благородные! – усмехнулась Хельмимира. – Сперва ты молчал и просто зарабатывал деньги – а теперь о судьбах миров беспокоишься?

– Ты тоже брала эти деньги! – вскричал Гардиальд. – Я всё отдавал партизанскому движению!

Хельмимира умолкла: он был прав. Сама того не зная, она тоже участвовала в этой мерзости.

– Мы все предатели, – заключила Хельмимира.

– Отлично, давайте повесимся! – воскликнул Гардиальд, усаживаясь обратно.

– Вообще-то, они совершили великое открытие, – заметил Исаак, кивая на Гоблиновича. – И всё благодаря отупляющей литературе.

– Так начни уже писать отупляющие романы! – огрызнулась Хельмимира. – Поможешь сельскому хозяйству!

– Дело не в том, что теперь нужно писать отупляющие романы, – сказал Гардиальд. – Пойми: они лишь перегной, но котором рождается настоящее искусство…

– Это как фекалии космических лосей, – добавил Иннокентий. – Говно превращается в топливо.

Хельмимира вновь умолкла. То, что она создавала долгие годы, рушилось прямо на глазах. Мундиморийка понимала, что проиграла: её флот был разбит, а враг торжествовал; её соратники отвернулись, её идеалы обесценились… И была она теперь обычная потасканная баба.

– Отмени «диктат хорошего», – сказал Исаак. – Он больше не нужен.

– Возможно, его отменят без меня, – ответила Хельмимира. – Скорее всего, я уже не советник.

В гостиной наступила тишина: мужчины, казалось, были ошарашены. Хельмимира повернулась и побрела в соседнюю комнату.

– Не хочешь обсудить, что делать дальше? – спросил Исаак.

Хельмимира не ответила. Оказавшись наедине с собой, она упала в огромное кресло и уставилась в потолок. «Всё это ересь, ересь», – повторяла мундиморийка, отрицая действительность. Она потянулась к секретеру, что стоял рядом, обнаружила внутри него пачку сигарет и принялась искать зажигалку в кармане манто… «Проклятье!» – промелькнуло у Хельмимиры в голове, когда она вытащила из кармана ещё одну пачку – и тут же выронила первую, и попыталась достать сигарету, и вдруг все они посыпались на пол… Но нет, одна из них всё-таки застряла между сидением и подлокотником.

«И вправду, что делать дальше?» – спрашивала себя Хельмимира, закуривая. Она знала, что впереди её ждёт одно только бесчестье и забвение; от всего этого хотелось уснуть и не проснуться… Внезапно Хельмимира подумала о том, что в ящике её прикроватной тумбы находится пистолет, и он всегда заряжен…

«И придёт же в голову такая пошлость!» – усмехнулась мундиморийка. – А, впрочем, надо включить вытяжку…»

Хельмимира с трудом поднялась – и внезапно услышала чужие голоса со стороны лестницы. Она тут же бросилась к пепельнице, потушила сигарету и застыла на месте.

– Приветствую, благородные сеньоры! – раздался бодрый выкрик Бабельянца. – Могу я узнать, дома ли прекрасная донна Франческа? Я хотел бы выказать ей своё почтение!

– А мы хотели бы организовать против неё подпольное движение, – сказал Гардиальд.

– Я всё слышу! – крикнула Хельмимира

В гостиной притихли.

– Ах, сеньоры, какой же прекрасный особняк! – вновь подал голос Бабельянц. – Наверное, лучший во всей Флоренции!

– Нет такого слова «флоренция», – засмеялся Дюндель.

– А вот и есть, негодный мальчишка! – воскликнул дед.

Дюндель и Бабельянц принялись спорить. Иногда в их спор вклинивался Гоблинович, которого дед почему-то называл «Бригелла». Хельмимира болезненно прислушивалась: она всё ждала, когда же заговорит Стефания. Наконец, Стефания спросила:

– Как ваше здоровье, дядя Кеша?

«О моём здоровье, небось, не спросит», – со злостью подумала Хельмимира. Гоблинович принялся рассказывать о том, как его выводили из запоя.

– Ребята, идёмте завтракать, – предложил Исаак.

Хельмимира вновь услышала шаги на лестнице – только теперь она понимала, что Исаак и гости спускаются на первый уровень дома. Ещё некоторое время она находилась в оцепенении. В конце концов Хельмимира поняла, что в гостиной больше никого нет, и решилась туда выйти. Мундиморийка подошла к стене за диваном и нажала на рычаг в форме гаргульи. Декоративная панель, украшенная лепниной, мгновенно перевернулась, обнажив полный бар. Хельмимира взяла оттуда коньяк и собралась уже вернуться в своё убежище, как внезапно раздался грохот… От неожиданности Хельмимира резко обернулась и, прижавшись спиной к стене, приготовилась защищаться бутылкой.

– Кто здесь?! – крикнула она, сжимая в руке тонкое горлышко.

Небольшой шкаф, который стоял возле окна, теперь лежал на полу. Первой мыслью Хельмимиры было бежать в спальню, где находился пистолет; не выпуская из виду шкаф, Хельмимира попятилась к двери… Внезапно шкаф зашевелился – и оттуда с трудом выбрался Бабельянц; на нём были яркий пиджак со стразами и красные брюки. Хельмимира облегчённо вздохнула и выругалась.

– Приветствую вас, о прекрасная донна Франческа! – элегантно поздоровался дед. – Надеюсь, вы в добром здравии?

– Да уж, лучше некуда, – усмехнулась Хельмимира.

– А я вот решил немного отдохнуть в этом саркофаге…

«Как же его по мозгам-то ударило! – подумала мундиморийка, глядя на полоумного деда. Эпизод со шкафом немного развеселил её – насколько можно развеселить того, чей мир был только что разрушен. Хельмимира передумала идти в соседнюю комнату, взяла из бара стакан и уселась на диване.

«Хотя чему удивляться? – размышляла она, открывая бутылку. – Я ведь отупила его на максимальной мощности…»

Бабельянц приблизился, восхищённо глядя на янтарную жидкость.

– Эти предатели в столовой? – спросила Хельмимира, наливая себе коньяка.

– Какие ещё предатели? – удивился Бабельянц. – Там только ваш сын и прислуга.

– Сын? – переспросила Хельмимира. – Ты, вижу, совсем в прострации.

– Ваш сын Гардиальд, – пояснил старик. – А у вас что, есть ещё дети?

– Нет у меня никаких детей… Одни предатели.

Хельмимира залпом выпила содержимое стакана. Старик сглотнул.

– Это хорошо, сеньора, – сказал он, пританцовывая. – Выходит, вам некому завещать своё состояние?

– Состояние моё хреновое, – отозвалась Хельмимира, наливая себе ещё коньяка. – Все думают, я свихнулась.

– Ну, сеньора, это ещё не самое страшное! – рассмеялся Бабельянц. – Когда-то одна цыганка сказала мне, что на самом деле я император богатых и красивых, а ещё умею исцелять одержимых женщин… Было это в Кордове, сеньора, миллионы жизней назад…

В какой-то момент Хельмимира подумала, что Кордова – это какая-то глушь в елдыринской губернии. Лишь спустя минуту до неё дошло, что в Кордове происходили события новеллы «Кармен».

«Возможно, Гоблинович пытался лечить его литературой», – догадалась мундиморийка.

– Вы печальны, – сказал Бабельянц. – Вас обидел негодяй Теодоро?

– Какой ещё Теодоро? – удивилась Хельмимира, опрокидывая очередной стакан.

– Ну Теодоро – этот качкоид, ваш охранник….

От неожиданности Хельмимира едва не захлебнулась коньяком.

– Ну тебя и приплющило! – воскликнула она, смеясь. – Какая-то каша в голове: и «Кармен», и