Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что особенного в «Кармен»? – внезапно спросил Бабельянц. – Подумаешь, история какого-то ненормального, который зарезал свою гулящую девку! Где конфликт? Где идея?
Хельмимира вновь едва не захлебнулась – на этот раз от удивления. Обычно подобные вопросы задавала она. Несколько секунд мундиморийка молча сидела, уставившись на Бабельянца.
– Идея в том, – произнесла она, наконец, – что настоящая страсть заслуживает больше уважения, чем мелочный расчёт.
– Разве подобные идеи не устарели? – продолжал допытываться Бабельянц. – По-вашему, это правильно – романтизировать грабителя и убийцу? Мы что, обязаны сострадать преступнику, который убил женщину просто потому, что она его не любила?
– Можно долго обсуждать идеи, – сказала Хельмимира. – Но качество текста от этого не меняется.
– А что толку от качественного текста, если его идея обесценилась?
Хельмимира, которая уже успела захмелеть, от таких речей едва не протрезвела. Не говоря ни слова, она встала, подошла к бару, вытащила оттуда второй стакан, налила туда коньяка и кивнула деду. Увидев это, Бабельянц радостно потрусил к столу. Оказавшись напротив Хельмимиры, он схватил стакан, выпил содержимое и одобрительно прищёлкнул языком. Хельмимира наблюдала за ним, прищурившись и наклонив голову.
– А ну скажи мне, – приказала она, вновь разливая по стаканам сияющую жидкость, – как вытравить из людей лень и невежество?
– Это невозможно, сеньора, – ответил Бабельянц.
– А что, если их заставить учиться и думать? – не унималась мундиморийка.
– Тогда, конечно, они станут немного умнее, – рассудил Бабельянц. – Но если вы будуте делать это из-под палки, то они всеми силами будут этого избегать. Появится подпольное движение тех, кто думать не захочет… А знаете, сеньора, что самое страшное? Самое страшное то, что именно эти люди и будут самыми думающими из всех, кого вы хотите заставить думать…
Хельмимира едва с дивана не рухнула.
– Сеньора, – умильно произнёс Бабельянц, поглядывая на стакан, – могу я выпить?
Хельмимира ошарашенно кивнула. В голове у ней становилось всё светлее и светлее.
– Скажи тогда, – произнесла Хельмимира, как только дед угостился, – как сделать, чтобы авторы писали только произведения высшего качества?
– Это тоже невозможно, сеньора, – ответил старик.
– Почему? – спросила Хельмимира.
– Потому, что понятие «высшего качества» – слишком уж расплывчатая категория даже для точной литературоведческой науки, – проговорил Бабельянц. – Идеальных авторов нет. У любого из них можно найти объективный промах.
«Ну и ну!» – пронеслось в голове у Хельмимиры. Такой наглости она не ожидала даже от полоумного.
– Ну, – сказала она с вызовом, – тогда найди объективный промах у кого-нибудь из основателей фантастики.
– Да сколько угодно! – заявил Бабельянц. – Взять хотя бы братьев Стругацких…
– Кого?! Да как ты смеешь?!
– Смею, сеньора, смею. Помните «Понедельник начинается в субботу»?
– Разумеется, помню!
– Так вот сеньора, в этом произведении трудоголизм возводится в единственную норму. Разве это правильно? Неужели нельзя хорошо работать и вместе с тем хорошо отдыхать? Почему у тех сотрудников, кто смеет завести семью и увлечения, обязательно растут волосы на ушах?
– Литературная критика не касается идей, а оценивает только тексты.
– Это, мадам, не идея, а идеологический косяк. Или вот вам ещё пример: «Звёздный десант» Хайнлайна… Как бы ни был хорош, а всё же есть огрехи. Там, если заметили, обесценивается роль военачальника и прославляется роль полевого командира. А вы ведь по опыту знаете, что этот подход неверный…
«Откуда он, мать его, помнит про мой опыт?!» – промелькнуло в голове у Хельмимиры, однако это было неважно по сравнению с тем, что говорил старик. Мундиморийка и раньше видела «особенности» мировоззрения древних авторов, но как-то списывала их на время, в котором они жили… Точно так же она прощала Исаака. Теперь же в её голове будто соединились какие-то клеммы, и чёрно-белая картина мира внезапно сделалась разноцветной.
«Возможно, со стороны я выгляжу точно таким же поехавшим дедом, – подумала Хельмимира. – А, впрочем, нет… Дедуля толковее рассуждает».
Тем временем, дед критиковал Набокова за отсутствие глубоких идей и одинаковые мотивы.
– А делать-то что? – перебила его Хельмимира. – Как читателю найти моральный компас, когда всё относительно?
Бабельянц умолк. Время от времени он посматривал на пустой стакан. Хельмимира догадалась, что за каждый ответ старик просит угощение, и налила ему до краёв. Бабельянц быстро выпил.
– Не знаю, сеньора, что делать, – произнёс он без зазрения совести.
– Ах ты пройдоха! – воскликнула Хельмимира. – Я ж тебе целый стакан налила!
– Увы, сеньора, – развёл руками Бабельянц. – Что тут поделаешь, когда любое произведение можно раскритиковать?
Внезапно в голове Хельмимиры будто вспыхнул свет – такой яркий, что она даже на секунду ослепла.
– Критика… – растерянно произнесла Хельмимира. – Нам нужна не цензура… а критика!
Её взгляд упал на лестницу – и тут она вздрогнула: из-за перил виднелась голова Исаака. Качкоид находился на нижних ступеньках – так, что в гостиную выступала только макушка – и слушал разговор Хельмимиры со стариком. Понимая, что его заметили, Исаак поднялся невозмутимо произнёс:
– Я деда ищу… Мы думали, он в туалете.
– Как ты посмел за нами шпионить, негодник Теодоро?! – вскричал Бабельянц.
– Критика, – упрямо повторила Хельмимира, обращаясь к Исааку. – К чёрту цензуру! Нам нужен социальный институт независимой критики! Специалисты будут писать отзывы на произведения – так, чтобы читателю было легче ориентироваться! Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Понимаю, – кивнул Исаак. – А ещё я понимаю, что ты, мать, наклюкалась. Иди-ка ты спать: завтра поедем к доктору.
Глава 32: Никто не уйдёт необиженным
Визулинда проснулась счастливой. «Сегодня великий день!» – с восторгом подумала она. Зугарда рядом не было: уже улетел хлопотать. Супруги готовили большой приём на борту императорского лайнера, и гостей ждал невероятный сюрприз.
Её Величество уже знала, что Пищимуха находится на орбите Джоселин-Белл-Бернелл. «Не время нежиться в кровати!» – решила императрица. Она поспешно встала, надела на ноги домашние туфли и накинула пеньюар. Даже собаки, вырезанные на подголовнике, как-то особенно радостно смотрели на неё из иллюминаторов своих причудливых аппаратов.
Визулинда прошла в кабинет и уже собиралась позвонить, чтобы принесли завтрак – как внезапно обнаружила на столе большую корзину с фруктами, цветами и сладостями. Сверху виднелась лайка. Едва не вскрикнув от радости, Визулинда бросилась к столику и принялась поспешно распаковывать подарок; самой лакомой его частью был, конечно, текст. Несколько секунд – и ярко-фиалетовая лайка оказалась в руках императрицы; Визулинда активировала её и прочла:
«С Днём рождения, Ваше апельсиновое Величество! И пусть я не силён в ботанике, позвольте преподнести Вам эту историю.
В одном парке жила-была злобная, уродливая осина. Однажды случилось чудо: на одной из её веток вырос дивный цитрусовый цветок.