Восславь снисхождение Фердинанда к графу Уржельскому: раз не умер он, не умрешь и ты. Но если рискнешь вернуться, то будешь немедленно вздернут, как паршивый раб. Они ваши, – обратился Бернат к викарию.

Несколько родственников Рожера Пуча, его сестра и зять, подошли к Бернату и встали на колени, взмолившись:

– Но мы не совершили никакого преступления, ваша милость!

– Мы всегда были верны королю Фердинанду…

– Мы не знали…

Конь Берната встал на дыбы, будто в окружении врагов.

– Обращайтесь в суд! – посоветовал адмирал. – Просите милости у короля! Только делайте это за пределами наших королевств. Пошли все вон! – рявкнул Бернат.

Солдаты уже направлялись к Рожеру Пучу и его присным, когда Уго ринулся к Герао и шепнул ему несколько слов. Поняв, чего хочет виночерпий, человечек короткими шажками подбежал к адмиралу и, встав на цыпочки, что-то ему сказал. Бернат кивнул.

– Подождите! – крикнул адмирал своим людям. – Уводите остальных. А этого, – Бернат сначала показал на Рожера Пуча, а затем на ослика Герао, – вы провезете по Барселоне, чтобы все узнали о его преступлении.

Уго присоединился к радостным воплям, которыми горожане приветствовали такое решение. Катерина, улыбаясь, подошла к виночерпию.

– Об этом ты мне не говорил! – упрекнула русская.

Нет, признался Уго самому себе. Это была его личная месть. Он не захотел убивать его в замке Наварклес, но теперь настал и его черед рассчитаться с графом.

Офицеры и солдаты разделились: одни надели на Рожера Пуча кандалы и посадили верхом на осла – ноги бывшего графа касались земли; другие гнали приближенных Рожера Пуча к воротам. Рехина отказалась повиноваться. Офицер посоветовался с Бернатом, и тот пренебрежительным жестом позволил ей остаться. Рехина подбежала к Уго и Мерсе: падчерица заключила ее в объятия, а муж подошел поближе к Катерине.

– Послушайте! – раздался голос Берната, как только люди викария вышли со двора, пробившись сквозь толпу зевак.

Рожер Пуч взгромоздился на осла и смотрел, опустив голову, на свои кандалы. Бернат поглядел на бывшего графа, ждущего публичной порки, и надменно усмехнулся:

– Теперь этот дворец – собственность короля Фердинанда. Рабы и все имущество, которое здесь находится, отныне принадлежат королевской казне. Вы, свободные слуги, можете остаться или уйти, по вашему свободному выбору. Если останетесь, условия, на которых вы работали в доме предателя, будут соблюдены. Отныне королевский писарь и мой… мажордом, – добавил Бернат, указывая на Герао, – будут отвечать за все, что касается этого дворца, а равно графств Наварклес и Кастельви-де-Росанес. Все понятно? – спросил адмирал, обратившись к городским советникам.

В ответ послышался одобрительный ропот. Бернат продолжил:

– Я отправляюсь к своему королю. До моего возращения хозяйкой в этом дворце будет моя приемная дочь. – Он посмотрел на Уго и пренебрежительно махнул рукой. – Да не ты! – крикнул адмирал. – И не ты! – крикнул он Рехине. – А ты, ты, девочка. Иди сюда!

Уго слегка подтолкнул дочь. Мерсе замешкалась.

– Как тебя зовут? – спросил Бернат, увидев, что девушка, смущенная, топчется возле коня и отвечает еле слышно. – Мерсе, – громогласно повторил Бернат. – Отныне и вплоть до моего возвращения хозяйкой этого дома будет моя крестница Мерсе. Я призываю всех уважать ее и во всем слушаться. А кто не исполнит приказания, на того падет вся тяжесть моего гнева.

Мерсе растерянно озиралась вокруг. Почему этот человек назвал ее своей крестницей? Рехина оказалась проницательнее.

– Ты нас продал! – закричала она. Ее ноздри раздувались от гнева.

Вопль Рехины нарушил внезапно воцарившееся молчание. Мерсе вздрогнула. Бернат нахмурился и посмотрел на Рехину, к ней повернулись и городские советники. Толпа беспокойно зашевелилась.

– Нас? – взревел Бернат. – Значит, ты, женщина, причисляешь себя к предателям?

Прошло много времени с тех пор, как Уго в последний раз видел, чтобы у его жены не нашлось что ответить.

Но вдруг раздался голос Мерсе.

– Ваша милость, – сказала она тихим дрожащим голосом. Показалось, будто Бернат, доселе гневный и напряженный, несколько смягчился. Взявшись за луку седла, он наклонился к девушке. – Это был дом графа, ваша милость. – сказала Мерсе. – И ваша милость знает, что это за человек. Перечить ему было невозможно… какими бы разными ни были наши желания.

На лице Берната появилось некое подобие улыбки, и Мерсе воспользовалась моментом.

– Она моя мать, – добавила девушка умоляющим тоном.

Бернат выпрямился.

– Всем понятны мои указания? – громко спросил адмирал, давая понять, что инцидент с Рехиной исчерпан.

Все закивали. Мерсе вопросительно глядела на Уго и Рехину, не в силах поверить в произошедшее. Неужели ее отец и правда их продал? Она почувствовала себя брошенной. Бернат разъезжал верхом по двору, отдавая приказания солдатам и офицерам: кому-то предстояло спешно вернуться с ним в Балагер, кому-то – остаться охранять дворец, но перед этим следовало протащить Рожера Пуча по всей Барселоне.

– Вы нас предали? – спросила Мерсе, подойдя к отцу.

Уго покачал головой.

– Позже объясню, дочурка, – сказал он, избегая прямого ответа.

Тем временем Бернат подозвал к себе офицера, у которого в руке был кнут.

– Сдери шкуру с этого ублюдка, – прошептал Бернат, склонившись к нему. – Не дай ему слезть с этого осла живым. Начинайте! – громогласно приказал адмирал.

Офицер угрожающе щелкнул кнутом.

Рожер Пуч прижался к ослу. Солдат поднял руку, чтобы нанести первый удар по спине бывшего графа, как вдруг виночерпий встал между ними и велел отдать ему кнут. Офицер посмотрел на Берната. Тот одобрительно хмыкнул и пожал плечами.

– Хотите… – встав рядом с Пучем, начал Уго, но потом поправился. – Хочешь кое-что узнать?

Говорил он почти шепотом, заставляя прислушиваться даже зевак, столпившихся у ворот.

– Громче! – рявкнул Бернат. – Чтобы все слышали.

Вот и пробил час мести, подумал Уго. Но почему он должен делить его с другими? Впрочем… его упоение можно и разделить – как того требовал Бернат.

– Помнишь того мальчика, – закричал Уго во весь голос, – который защищал Арнау Эстаньола в день, когда твой дядя, граф де Наварклес, казнил его на Пла-де-Палау?

Рожер Пуч обернулся так резко, что едва не упал с осла. Уго не хотел оглядываться на Берната, но скрежет подков о камни двора говорил о том, что адмирал взволнован.

– Ты избил меня за то, что я защищал Арнау Эстаньола! – крикнул Уго.

Позади громко цокали копыта.

– Потом, – добавил Уго, понизив голос, – ты добился, чтобы меня выгнали с верфи, и послал за мной Матео.

Изъеденное язвами лицо графа побледнело. Уго сделал два шага назад и замахнулся, вытянув руку. Первый удар рассек плоть Рожера Пуча тонкой полосой, из которой мгновенно потекла кровь. Толпа сначала безмолвствовала, но уже второй удар встретила радостными криками и аплодисментами. Уго взмахнул кнутом в третий раз –