Дягилев, Мясин и их коллеги упорно работали всю зиму: началась новая эра Русского балета. Хотя в репертуаре еще сохранялись постановки Фокина и Нижинского, теперь все свои надежды Дягилев связывал с Мясиным — балетмейстером, которого, как писал Григорьев, «он считал способным стать воплощением всего современного в искусстве». В Риме Мясин работал над тремя балетами. Первый — «Женщины в хорошем настроении» — был поставлен по мотивам предложенной Дягилевым одноименной пьесы Гольдони. Дягилев также предложил использовать музыку Скарлатти, и из сотен сонат, которые они прослушали, в конце концов были отобраны двадцать три, их оркестровал Винсенто Томмазини. Бакст создал венецианские костюмы в стиле XVIII века и декорации в стиле Гварди. Еще одной идеей Дягилева была переделка недавнего одноактного балета «Кикимора» Мясина и Ларионова в большой сказочный балет на музыку Лядова. «Кикимору» дополнили фольклорными сюжетами «Царевна-лебедь» и «Баба-яга», а новый балет получил название «Русские сказки».

Студия на пьяцца Венеция, где Мясин работал с танцорами над этими балетами, постепенно превратилась в «салон», который посещали не только Бакст, Стравинский, Ларионов, Гончарова, но и художники нового поколения, включая Пикассо, оформлявшего мясинский «Парад». Здесь Пикассо познакомился со своей будущей женой Ольгой Хохловой.

Русский балет Дягилева дал четыре представления в театре «Костанци», где 12 апреля и состоялась премьера «Женщин в хорошем настроении» с участием Лопуховой, Мясина, Идзиковского, Чекетти, Чернышевой, Войциховского, Антоновой и Хохловой. Итальянская публика приняла этот балет с восторгом. В тот же вечер была исполнена ранняя симфоническая поэма Стравинского «Фейерверк» в оформлении футуриста Джакомо Балла со световыми эффектами, придуманными самим Дягилевым.

Из Рима Русский балет переехал в Неаполь, где также показал четыре представления в театре «Сан-Карло», затем на один вечер остановился во Флоренции, а далее направился в Париж, чтобы выступить в Шатле. Здесь «Русские сказки» с участием Чернышевой, Соколовой, Войциховского, Левинского, Идзиковского и Кремнева были впервые показаны 11 мая. В программу этого вечера также вошла «Жар-птица». Желая приветствовать недавнюю «либеральную» революцию в России, Дягилев изменил финал балета: вместо короны, скипетра и горностаевой мантии Ивану-царевичу вручались красная накидка, фригийский колпак и красный стяг. Зрители отреагировали на это новшество крайне холодно, и заключительная сцена была впоследствии восстановлена в первоначальном виде. 18 мая состоялась премьера «Парада».

Идея создания «Парада» принадлежала Кокто, который для ее музыкального воплощения избрал композитора Эрика Сати, поскольку его свободная и мелодичная музыка, оставаясь по существу французской, была полной противоположностью «дебюссизму». Поэта и композитора познакомила Валентина Гросс, а Кокто пригласил Пикассо. Действие развивалось перед цирковым шатром: из него по очереди появлялись артисты и зазывали туда зрителей. Сначала китайский Фокусник (Мясин) манипулировал яйцом, затем маленькая Американка (Мария Шабельская) мимически изображала езду на лошади, каталась на велосипеде, танцевала регтайм и подражала Чаплину; в заключение два прекрасных акробата в голубом и белом трико (Лопухова и Зверев) исполняли лирическое адажио. Номера сопровождались трюками двух Импресарио, одетых в костюмы из кубических картонных конструкций, и появлением шуточного коня. При создании балета возникли некоторые разногласия: Сати возражал против звуков пишущих машинок, выстрелов и корабельных сирен, которые Кокто хотел ввести в партитуру, а Кокто возмутили «кубические» костюмы Импресарио, но идеи Пикассо удивительным образом трансформировали банальность в нечто замечательное. «Парад» был забавным балетом, который нравился и танцорам, и публике и не походил ни на какие прежние работы Русского балета.

Вацлаву и Ромоле пришлось вынести изнурительное тринадцатидневное морское путешествие — в холод и шторм. К тому же испанский корабль так кишел крысами, что ужасно боявшаяся их Ромола была вынуждена спать на палубе. Нижинские решили провести отпуск и ждать Дягилева в Мадриде. Этот город Ромола посетила впервые, а Вацлав провел здесь несколько дней в 1914 году, когда танцевал на свадьбе Рузвельта. В Мадриде оказалось холодно и ветрено. Они остановились в «Ритце» и сразу же начали с осмотра достопримечательностей, посещения соборов и музея Прадо, где Вацлав буквально влюбился в работы Гойи. Особенно он восхищался офортами «Капричос».

Когда пришла весна, Нижинские стали проводить много времени в саду Прадо: Кира играла среди ирисов, а Ромола переводила Вацлаву с английского стихи Оскара Уайльда и Рабиндраната Тагора. Последний настолько завладел воображением Вацлава, что у него появилась идея воплотить одно из стихотворений Тагора в балете. Они были счастливы; Тагор представлялся Ромоле хорошим противоядием Толстому. Но влияние философии Толстого все еще сказывалось, в чем Ромола убедилась, когда однажды обнаружила, что ее новые наряды в шкафу испортили мыши. Она расплакалась, а Вацлав мягко упрекнул ее: «Я дарю тебе меха, драгоценности и все, что ты пожелаешь, но разве не глупо придавать этому такое значение? А ты когда-нибудь задумывалась, насколько опасна работа ловцов жемчуга и шахтеров: ведь у них тоже есть дети, а они все-таки ежедневно подвергают себя опасности ради украшения женщин».

Они ходили смотреть цыганские танцы, и Вацлав был поражен чистотой и сдержанностью движений мужчин-танцоров. Он копировал их и вскоре сам мог вполне умело исполнять фламенко.

Вацлав продолжал работать над своей системой записи танцев и занимался в Королевском театре. Жизнь была размеренной и умиротворенной, а прекрасная погода настраивала на оптимистический лад. Он начал думать, что его неприятности с Дягилевым закончились. Однажды Ромола прочла в газете об отречении царя и формировании правительства Керенского. Это произошло 15 марта. Нижинский полагал, что революция будет носить мирный характер, и приветствовал ее. Он верил, что революция не скажется отрицательно на культурной жизни России, и не сомневался в будущем назначении Дягилева на пост директора Мариинского театра. Он мечтал о возвращении на родину и о создании там собственного театра и школы.

Балет Дягилева прибыл в Мадрид в начале июня.

Сергей Павлович почти ворвался в вестибюль «Ритца» и страстно обнял Вацлава: «Ваца, дорогой, как ты поживаешь?»

«Встреча была такой нежной, словно они расстались только несколько часов назад, и никаких размолвок никогда не существовало. Это был прежний Сергей Павлович. Они уединились в уголке и начали разговаривать. Шли часы, и казалось, что старая дружба восстановлена. С этого дня мы практически все время проводили с Дягилевым. О контракте на гастроли в Южной Америке речи не было, Сергей Павлович просто сказал: „Мы открываем сезон в мадридском театре `Реал`, а затем дадим несколько представлений в Барселоне. Мясин сочинил новые балеты. Я хочу, Ваца, чтобы ты посмотрел их и высказал свое мнение. А ты сочинил что-нибудь новое? Я хочу, чтобы ты делал это“».

Недавние события в России также подолгу ими обсуждались. Вацлав поделился с Дягилевым своими планами относительно школы и фестивального театра, на