Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бао-юй вынужден был согласиться с ней. Он подошел к столу, налил чаю и дал ей прополоскать рот. Си-жэнь понимала, что Бао-юй беспокоится о ней, и хотя ей не хотелось, чтобы он за ней ухаживал, сказать об этом прямо она не решалась, так как он все равно не послушал бы; поэтому она предоставила ему поступать по своему усмотрению. Она села на постели, разрешив Бао-юю поухаживать за собой.
Как только рассвело, Бао-юй, не успев даже умыться и причесаться, велел немедленно пригласить Ван Цзи-жэня. Тот явился и, узнав, что речь идет всего-навсего об ушибе, назвал несколько видов пилюль и растираний и объяснил, как их употреблять.
Бао-юй вернулся к себе, велел приготовить необходимые лекарства и занялся лечением Си-жэнь. Но об этом мы рассказывать не будем.
Между тем наступил праздник начала лета. На воротах домов была воткнута полынь, и все домочадцы надели на руки амулеты с изображением тигра.
В полдень госпожа Ван устроила угощение, на которое пригласила тетушку Сюэ с дочерью и девушек, живущих в саду.
Бао-юй заметил, что Бао-чай рассеянна за столом, неохотно разговаривает с ним, и он понял, что причиной этому вчерашний разговор. А госпожа Ван, которая прекрасно видела, что Бао-юй не в духе, приписывала это вчерашнему случаю с Цзинь-чуань и не придавала никакого значения.
Дай-юй, от глаз которой тоже не укрылось, что Бао-юй грустен, решила, что ему неудобно за то, что он вчера обидел Бао-чай, поэтому она делала вид, будто не замечает его.
Фын-цзе, которой госпожа Ван рассказала о том, что произошло накануне между Бао-юем и Цзинь-чуань, тоже понимала, что госпожа Ван очень недовольна, поэтому не осмеливалась шутить и смеяться. Стараясь приспособиться к настроению госпожи Ван, она сидела грустной и задумчивой.
Ин-чунь и ее сестры заметили, что все чувствуют себя стеснительно, и им стало не по себе.
Посидев немного, все разошлись.
Дай-юй вообще больше любила, когда гости расходятся, чем когда они собираются. И на это у нее были свои причины.
Она обычно говорила:
– Если люди собираются, они испытывают радость. Когда же наступает время расходиться, их охватывает грусть, они чувствуют одиночество, а это порождает тоску. Поэтому лучше не собираться вовсе. Так и цветы. Когда они расцветают, ими любуются, а когда отцветают, вызывают лишь грусть и огорчение. Так не лучше ли было бы, если бы они совсем не расцветали?!
Подобные рассуждения приводили к тому, что все то, что другие считали для себя радостью, Дай-юй казалось печальным.
Бао-юй обладал другим характером. Ему хотелось, чтобы люди всегда были вместе и никогда не расходились, чтобы цветы цвели и никогда не отцветали, и когда наступало время окончания праздников или увядания цветов, он был грустен, но смирялся, ибо ничего не мог изменить.
И вот сегодня, после угощения у госпожи Ван, все разошлись невеселые, только одна Дай-юй чувствовала себя как обычно. Зато Бао-юй был подавлен и, возвратившись к себе, все время вздыхал. В это время к нему подошла Цин-вэнь, чтобы помочь переодеться, но неожиданно она сделала неосторожное движение и уронила веер, который при падении сломался.
Бао-юй с укоризной поглядел на нее и вздохнул:
– Какая же ты разиня! Не представляю, что из тебя будет дальше? Неужели ты будешь такой же небрежной, когда тебе придется заниматься хозяйством и ты приобретешь свою собственную семью?
– В последнее время, второй господин, вы все время сердитесь и следите за каждым шагом служанок, – с усмешкой заметила Цин-вэнь. – Вы даже Си-жэнь ударили, а сейчас ко мне придираетесь. Что ж, бейте меня, топчите как вам угодно! Прежде было не так! Сломать веер – это пустяки! Разбить хрустальную вазу или агатовую чашку куда хуже! А били их не раз, и вы никогда не сердились. Сейчас вы из-за веера разгневались! Почему? Если мы вам не нравимся, прогоните нас и выберите себе других служанок! Лучше разойдемся мирно.
Услышав слова Цин-вэнь, Бао-юй задрожал всем телом и произнес:
– Зачем так торопиться? Все равно настанет день, когда нам придется расстаться.
Си-жэнь, находившаяся поблизости, услышала этот разговор и поспешно сказала Бао-юю:
– Что это тебе вздумалось заводить такие разговоры? Стоит мне на минутку отлучиться, как у вас возникают всякие неполадки!
– Если ты умеешь с ним разговаривать, следовало прийти пораньше, – усмехнулась Цин-вэнь, – тогда и нам не пришлось бы раздражаться! Давно известно, что одна ты умеешь прислуживать господину, а мы никуда не годимся. Только непонятно, почему тебя пнули ногой в бок? Если вчера так обошлись с тобой, что же завтра ожидает нас?
Си-жэнь вспыхнула от гнева, хотя ей стало стыдно. Она собралась резко возразить Цин-вэнь, но, заметив, что лицо Бао-юя пожелтело от злобы, она изменила первоначальное намерение и сказала:
– Дорогая сестрица, пойди-ка лучше погуляй! Мы сами виноваты!
Когда Си-жэнь произнесла слово «мы», Цин-вэнь подумала, что она имеет в виду себя и Бао-юя, в ней заговорила зависть, и она съязвила:
– Я не знаю, кого ты имеешь в виду, но мне не хочется из-за «вас» краснеть! Как бы ловко вы ни обделывали свои делишки, меня обмануть не удастся! Ты такая же служанка, как я, тебя еще не величают барышней, как же ты смеешь говорить «мы»?
От смущения лицо Си-жэнь залилось густой краской, и она спохватилась, что допустила оплошность.
А в это время Бао-юй, обращаясь к Цин-вэнь, говорил:
– Если тебе это не нравится, я завтра же повышу ее!
Си-жэнь поспешно дернула Бао-юя за рукав:
– Она глупа, о чем ты с ней споришь? Ведь ты всегда был добр, прощал более тяжелые проступки, почему же ты сейчас так себя ведешь?
– Да, я глупа, – снова усмехнулась Цин-вэнь. – Достойна ли я вообще, чтобы со мной разговаривали? Ведь я всего-навсего рабыня!
– Ты с кем ссоришься: со мной или со вторым господином? – не выдержала Си-жэнь. – Если ты сердишься на меня, то со мной и разговаривай, если сердишься на господина, не поднимай шума! Я пришла поговорить с господином и уладить дело миром, ты начинаешь шуметь и ставишь меня в неловкое положение! Я не знаю, кем ты недовольна: мною или вторым господином, но я вижу, что ты все время