– Безмозглый ты сукин сын! – с ухмылкой бросилКэйхолл в лицо, которое находилось на расстоянии менее полуметра от него.

Гогот стал громче.

– И такому придурку поручили командоватьэкзекуцией! Смотри не задохнись сам!

– Пусть это тебя не беспокоит. Спиной ко мне!Кто-то из сидельцев, скорее всего Хэнк Хеншоу, а может быть, и Гарри Скотт,истошно завопил:

– Барни Гугл[24]!

Издевательский возглас был немедленноподхвачен:

– Барни Гугл! Барни Гугл! Барни Гугл!

– Молчать!

– Барни Гугл! Барни Гугл!

– Требую тишины!

Сэм наконец сунул в прорезь руки. Наджент снялстальные браслеты и стремительным шагом двинулся по коридору.

– Барни Гугл! Барни Гугл! Барни Гугл! –нараспев тянули сидельцы до тех пор, пока дверь в отсек “А” с грохотом незакрылась.

Через мгновение злорадное ржание стихло.

Смерив долгим взглядом двух находившихся впроходе охранников, Кэйхолл начал раскладывать свои пожитки. Воткнул в тройникэлектрической розетки штепсели вентилятора и телевизора, аккуратно, как если бысобирался ими пользоваться, поставил на полку книги, проверил, есть ли вода втуалетном бачке. Затем он опустился на койку, с сожалением провел ладонью поразорванной простыне.

“Комната передержки” стала четвертым местомего обитания на Скамье и, без сомнения, уже последним. Минут пять Сэм размышляло первых двух, вернее, даже о втором, в отсеке “Б”, по соседству с БастеромМоуком. Несколько лет назад за Бастером пришли, чтобы перевести его сюда, в“передержку”. Охрана не спускала здесь с него глаз – не дай Бог, осужденныйперед самой казнью наложит на себя руки! Когда Моука уводили, Сэм плакал.

Все, кто обитал до Кэйхолла в “комнатепередержки”, неизбежно попадали и в соседнюю. А оттуда уже был только одинвыход.

* * *

Ступив в величественный вестибюль капитолия,Гарнер Гудмэн назвал миловидной женщине за столиком свое имя, сдержаннопосетовал на жару и попросил известить губернатора о том, что готов кразговору. Ответить даме помешал звонок телефона. С гримасой легкой досады налице она выслушала звонившего, положила трубку и вздохнула:

– Ну и ну.

– Простите? – невинно переспросил Гарнер.

– В связи с предстоящей казнью вашего клиентателефоны губернатора не выдерживают нагрузки.

– Да, дело довольно громкое. Похоже, жителиштата Миссисипи обеими руками за смертную казнь.

– Только не этот. – Дама кивнула на телефон иначала заполнять розовый бланк. – Подавляющее большинство наших абонентовкатегорически против.

– Неужели? Поразительно.

– Извините. Я сообщу мисс Старк о вашемприходе.

– Спасибо.

Гудмэн опустился в кресло, положил на коленипачку утренних выпусков газет. В субботу городские власти Тьюпело объявили оначале телефонного опроса общественного мнения на предмет готовящейся вПарчмане экзекуции. Аналитики Гарнера рьяно включились в работу. На следующийдень воскресный выпуск “Тьюпело ньюс” подвел первые итоги. Они заслуживаливнимания: из трехсот двадцати позвонивших триста два человека требовалиотменить казнь. Гарнер улыбнулся.

Сидя за своим рабочим столом, Макаллистернервно листал те же газеты. В покрасневших глазах губернатора висела тревога. Счашкой кофе в руке на пороге кабинета возникла Мона Старк.

– Гудмэн здесь. Ждет в вестибюле.

– Пусть ждет.

– Горячая линия уже не справляется.

Губернатор бросил взгляд на часы: без десятидевять. Костяшками пальцев Макаллистер провел по подбородку. С трех пополуднисубботы до восьми вечера воскресенья специальный сотрудник аппарата обзвонилдвести жителей штата. Семьдесят восемь процентов высказались в поддержкусмертной казни как таковой, и цифра эта ничуть губернатора не удивила. Однакопятьдесят один процент опрошенных заявили, что Сэму Кэйхоллу необходимосохранить жизнь. Доводы в пользу этого приводились различные. Многие считалиСэма слишком старым для того, чтобы войти в газовую камеру. Преступлениесвершилось двадцать три года назад, говорили они, общество успело статьсовершенно иным, Кэйхолл все равно скоро умрет в Парчмане, так оставьте старикав покое. Его преследуют по политическим мотивам, вторили другие, к тому же он –белый. Последний фактор был весьма значимым, и Макаллистер отдавал себе в этомотчет.

Что ж, пятьдесят один процент – не так плохо.Куда грознее выглядели показатели горячей линии. Ее единственный работавший ввыходные оператор получил двести тридцать один звонок в субботу и стовосемьдесят – в воскресенье. Всего выходило четыреста одиннадцать звонков. Изних девяносто пять процентов назвали казнь Кэйхолла недопустимой. С утрапятницы горячей линией воспользовались восемьсот девяносто семь человек, причемчуть более девяноста процентов были однозначно против казни. И температурагорячей линии продолжала неуклонно подниматься.

Однако этим дело не ограничивалось.Региональные офисы докладывали о шквале звонков. Почти все абоненты отрицалисаму возможность казни. Помощники губернатора выходили после уик-энда на работуи делились друг с другом рассказами о том, как мучили их дома раскалившиесятелефоны. По словам Роксбурга, он не имел ни минуты отдыха.

Макаллистер испытывал нечеловеческуюусталость.

– Что у нас назначено на десять? – спросил ону Моны, не повернув головы.

– Встреча с руководством бойскаутов.

– Отменить. Скажите, губернатор приноситизвинения. Не хочу слепнуть под фотовспышками. С кем я обедаю?

– Обед запланирован с сенатором Прессгроувом.Вы должны обсудить его иск к университету.

– Терпеть не могу Прессгроува. Отменить. Наобед пусть подадут жареного цыпленка. Хорошо, давайте сюда Гудмэна.

Мона вышла за дверь и через минуту вернуласьвместе с Гарнером Гудмэном. Стоя у окна, Макаллистер смотрел на цветущиемагнолии.