ради любопытства стали проходить возле Савела люди. И уже молва коснулась чуткого уха базарного люда: «И продаёт тот самый… и продажа та самая». А никто, хотя бы ради базарного правила, не спросил, сколько вещь стоит.

Савел уж было собрался идти домой – подошёл мужичок среднего возраста, крепкотелый, волосы ёжиком, и на румяном лице такая улыбка, что кажется, как с нею родился, так с нею и живёт.

– Здравствуй, батя!

Слышит Савел ласково-бархатный голос. Долго такого не слышал. Будто донёсся из другого мира. Незнакомый человек, а поздоровался, как с родным отцом.

– Здравствуйте, мил-человек! – по морщинистому лицу Савела скользнула совестливая улыбка.

– Слышал ваше имя… Савел Савелыч?

– Ага. Где ж это?

– Да весь базар знает…

– Неужели?

– Да-да, – взглянул на бушлат. – Эту вещь продаёте?

– Как видите.

– Говорят, его история интересна?

– Кому как, мил-человек… Мне – больше дорога. А другим, може, вовсе никчёмная. Вы-то что, по сурьёзу?

– Да есть намерение… А сколько просите?

– Как просить? Вещица не с иголки. Скоко дадут, столь и ладно.

– Ну, не сотню же рублями? Что сотня в наше время? Прежней копейки не стоит.

– Это правда.

– Тогда вот что, Савелыч. Давайте устроим аукцион. На них цену набивают, дай боже! Начинают с сотни, догоняют до миллиона.

Савел покачал головой. Ловок пошутить весёлый дядечка. Аукцион?

Аукционы объявляют, когда продают заводы да фабрики…

Народу вокруг Савела и весёлого мужичка прибывало. Теперь они встали рядом, и можно было подумать, что оба продают одну, всё ту же, овеянную мистической молвой, фронтовую вещь.

А весёлый мужичок прибавляет задора:

– Даю сотню долларов. Кто больше?

– Десятку рублями.

– Господа! Не смешите… Две сотни!

– Кто кого смешит? Двадцать целковых.

– Эти, господа, оставьте себе… Савел Савелыч и без них проживёт.

И весёлый дядечка, расстегнув висевшую на груди сумочку, вынул пачку купюр.

– Вот, Савелыч, цена вашего бушлата… Савел растерялся. Стоит, не зная, что делать.

– Возьмите! – и, видя, что старик не спешит протянуть руку, покупатель снял со столба бушлат и набросил на плечи Савела, прежде положив в карман пачку купюр.

– Теперь, батя, можно идти в атаку! – подмигнув, сказал весельчак и озорно рассмеялся. Потом махнул рукой – из толпы выбежал паренёк с кожаным пиджаком и тоже подал Савелу.

– За что ж, мил-человек, всё это, ежели бушлат не хотите?

– Награда, батя, за ваш ратный труд… От чистого сердца.

Ошеломил Савела весёлый мужичок, и, будто околдованный всесильным магом, унёсся он в столь желанный душе, но столь далёкий и тайный мир. Знать, не перестала земля родная выносить на свет божий достойных себе сыновей! А из притихшей толпы доносятся голоса:

– Повезло старику!

– Да зачем ему это? Скоро на вечный покой…

– Покупатель-то, должно, человек шибко щедрый…

Не понимал и Савел весёлого мужичка. Соблазнился на покупку, а вышло, что она ему совсем не нужна. Нет, во всей этой истории есть нечто такое, что Савелу не понять. И с какой планеты занесло на радость старику чудака-незнакомца?!

– Да за што всё ж честь такая, мил-человек? – остановил Савел собравшегося было проститься незнакомца.

– Тайны нет, батя… Увидел вас и вспомнил своего деда Романа Иваныча. Тоже солдата. Домой не вернулся, сгинул без вести. А приходит ко мне во сне, будто живой. Разговариваем… Бывает, придёт, постоит молча – будто чего-то ждёт… Будто я ему чем-то обязан… Ну, ясно, конечно, обязан. А совесть мучает, что отплатить не могу. Теперь вот и рассчитался…

Вязко прильнувшая к Савелову следу чудость открылась! Базарная площадь притихла. Люди, молча переглядываясь, пытались понять объяснение странному событию. И долго ещё они будут мучить себя догадками – почему? И не с ними?

Небывалый случай, в ту же пору ставший известным многоликой базарной толпе, оглушил её, как раскат грома средь ясного неба. Генеральный чиновник Барчук, изволивший на диво поселковцам полюбоваться базарным зрелищем, очнувшись от шока, взмахнув над помутневшей головой руками, крикнул:

– Это колдун! Мошенник! Л-ло-в-ви-те!

У въездных ворот он остановился, вынул из кармана мобильник и вызвал милицию. Задержать Савела не удалось. Скрылся невидимкой…

В чём его вина? За место не заплатил? Стал где не положено? Но почему тогда «мошенник»? Да ещё и «колдун»! Беспокоила и мысль о том, что весёлый незнакомый человек одарил слишком богато… К добру ли?

«А, ладно! – уже подходя к дому и оглянувшись, не ловят ли его действительно, решил проблему Савел. – Отдам доллары дочери для Егорки, и будто их и не было!»

Едва открыл калитку, навстречу со всех ног кинулся рыжий пёс Разбой.

– Ну, Разбоюшко, сторожи лучше, – гладя загривок, уже весело наговаривал Савел. – Теперя, похоже, есть что стеречь. Работы прибавилось.

Отдышался Савел и, сидя на лавочке возле крыльца, окликнул копошившуюся в огороде жену:

– Агроня! Поди, меня потеряла?

Старушка, как увядшая берёзовая ветвь, в полинявшем ситцевом платочке на склонённой к правому плечу голове, во всём облике которой проглядывали и всё ещё привлекали черты былой красоты, остановилась, настороженно глядя на мужа. Он – хозяин, или кто другой? Ушёл рано утром, не сказав куда, и вот те на – сидит в новой одёжке и держит на коленях, прикрыв обеими руками, свёрток. Подошла, присела рядышком и всё глядит-глядит ласково, будто вернулась в пору первых лет замужества. Спросила:

– Где ж это был, Савелушка, порхал воробышком с утра раннего?

– На базаре.

– Чё ты там забыл?

– Ходил с бушлатом. Хотел продать.

– Чё придумал? Кто его купит?

– А вот… Будто купили.

И Савел рассказал по порядку о базарной истории. Агроня засомневалась: шутит Савел. Он и раньше, в молодости, бывало, любил сказать что-нибудь близкое к правде, но смешное. Поразмыслив, старушка тихонько, притаившись, усмехнулась.

– Да кто ж такой чудак нашёлся, чтоб положить тебе в бушлат кучу денег?

– Вышло… Вот они! – Савел показал толстую пачку купюр, обёрнутых крест-накрест лентами блестящей бумаги. – Доллары!

– Батюшки! – старушка, встряхнув о подол руками, перекрестилась и будто испугалась. Она знала, что на Руси когда-то водились «катьки», «керенки» и ещё какие-то деньги, а тут доллары откуда-то взялись. Откуда? Зачем? Есть свои – рубли, в сотнях и даже последнее время в тысячах, а эти – чужие какие-то. Хотя какие чужие, если водятся у россиян уже миллионами да миллиардами? Правда, не у местных, местных она всех знает, а это берёзовские какие-то, абрамовские… И обзывают их чудно как-то – лягархами… Лягаются, небось, как черти копытами… Так что ж, подумала, и её Савелушка стал лягархом? Тревоги прибавилось: непонятное слово показалось, как диавол, страшным.

– Оборони, Господь! – сказала полушёпотом, но Савел разобрал и спросил:

– Что погрустнела, Агроня?

– Дак чему радоваться?

– Хоть бы тому, что сидим