Тайга темнела и остывала закатом.

Савелов бушлат

1

Случилось это весёлым летним днём на базарной площади в тихом притрактовом посёлке. Нельзя сказать, что событие было уж слишком особенным – некто Савел Сурчин, местный житель, будто бы продал свой фронтовой бушлат за внушительную сумму. Но оно, задвинув на задний план недавние другие (что посёлок помпезно отметил трёхсотлетний юбилей и что на главной площади покончила жизнь самосожжением молодая женщина, мать двоих детей), вздыбило всю муниципальную округу.

– Вот так чудо!..

– Надо же – продать дорого старую дерюжку!..

– Здорово подфартило Савелычу… Не знал старик, что родился в рубашке.

И причиной буйства догадок и сомнений был, конечно, фронтовой Савелов бушлат. Ну, если уж вещь стала объектом столь пристального внимания, то стоит посмотреть, что было в тот весёлый летний денёк на базарной площади…

Поднялся Савел, как всегда, когда лишь начинало светать. Собраться было недолго. Бушлат ещё вечером вынес в сени – это, чтобы не беспокоить старушку. Узнает: в час неурочный взял с постоянного места – встревожится. И калитку закрыл осторожно, без шума, сказав перед тем набожное слово: «Богородица впереди, Иисус Христос позади, я посередине – помогите!» Идёт Савел тенистым проулком и размышляет, как вести себя на базаре. Зазывать покупателей или не надо? Где занять местечко – на самой базарной площади или у ворот? Главный вопрос: сколько просить за бушлат? Или самому назначать цену не стоит? Вещь не новая и называть цену самому не разумно. Так вроде и покупателю приятно, вот, мол, продавец какой уважительный, в чужой карман не заглядывает. Словом, не жадный.

Свёрнутый подкладом наружу бушлат – на полусогнутой левой руке. Взглянул, и душу опалила мысль: «Жалко! Не повернуть ли обратно?» Остановился, подумал: «А как быть с Егоркой, безотцовым внуком, сынишкой старшей дочери? Парень надумал стать археологом, скоро в город. Учиться – надо тысячи… За бушлат столько не возьмёшь, но рубль к рублю тянется… Будь что будет».

Читатель, чую, уже досадует: бушлат, бушлат!.. Зачем автор вытащил его из чулана на свет божий? И Савела потянул за ним, как бычка на верёвочке, на торжище в обыкновенном посёлке?

Погодите, не торопитесь. Если вы не лишились бесценного дара видеть и ценить то, что облагораживает и величает человека, – поймёте.

Поэтому автор считает нужным сказать о бушлате подробнее. Не потому что скроен и сшит из какого-то очень дорогого материала. По-особенному чем-то фасону. Да нет, никаких таких признаков, когда Савел взял его в руки новый, он, конечно, не имел. Простая солдатская одежда. Ткань защитного цвета, подкладка тёмно-синего сатина. На вате. Ваты порядком – мороз доймёт только клящий. Прямого покроя. Воротник. Хлястик. Пуговицы со звездой медные. Пожалуй, всё, если не брать во внимание, что одеяние пришлось по размеру, хотя готовилось без всяких примерок. Набросил Савел обнову на плечи – орёл орлом, статный, бравый! Комроты, старший лейтенант Березов, глянул на солдата и аж воскликнул: «Молодец! Одних генеральских погон не хватает!..»

Домой Савел вернулся после окончания войны в новом обмундировании с погонами старшего сержанта. Бушлат привёз в рюкзаке. Теперь он был, конечно, повидавший и переживший многое. Мало сказать, что пропах землёй и пороховым дымом; были у него особые приметы: семь почти одинаковых дырок. Как образовались – прожжены или проткнуты? – сразу не поймёшь. И располагались тоже особенно – на спине да по левому рукаву. Савел замаскировал дырки аккуратными заплатками. Десять – пятнадцать дореформенных лет бушлат хранился в тишине и покое тёмного чулана. Иногда хозяин показывал его новому гостю. Даже помнит – кому. Одной даме средних лет, пытливой, любознательной – директорше местного краеведческого музея. Приходила узнать, правда ли, что ходит по посёлку молва – загадка о какой-то фронтовой вещи. Савел сказал – дама чуть не всплакнула… Что сравнивать собранные экспонаты – горшки, самовары, полуистлевшие купеческие вещи – с этим? Живым свидетелем страшной войны. Просила подарить музею. Савел отказался.

Помнит визит соседа (живёт на ближайшей улице, через три переулка) – Михаила Лесикова. Тогда он заведовал сиротским домом. Пришёл будто бы справиться о здоровье, о том о сём. На самом деле хотел чего-нибудь на тяжёлое похмелье – водочки, самогона или, наконец, бражки. Горячительных самоделок Савел никогда не держал, магазинскую только, «Столичную». Порой рюмку выпивал после бани. И сейчас в кутьевом уголке бутылка водки тоже стояла. Принёс, поставил на стол, наполнил рюмки. Себе – лишь бы поддержать компанию. Лесиков выпил одним глотком – повеселел, разговорился. Собирал всякую всячину: и вроде бы удачно охотился на медведей, и баб всяких ловил, как паук насекомых…

«Ловкоязыкий, – молча слушая, думал Савел. – Такой и в начальники сгодится».

Искоса взглянув на бутылку, Лесиков насторожил внимание к Савелу:

«Странный мужичок этот Савел Сурчин! Прошёл, сказывают, всю войну, а попроси рассказать – отнекивается. Не хочет ворошить пережитое? Или не было такого, что запало бы в душу? Кто знает?.. Ходит на людях бомж бомжем. Это, конечно, его дело, коль нравится, так и ходи. Не диво! Бомж явление нынче такое, которому не удивляются и не возмущаются».

Лесиков выпил вторую рюмку, улыбнулся, наверно, тому, что радовался простодушному Савелову гостеприимству. «Добрый человек Савел Сурчин! И такой скромный, а, поди ж, байку какую выдал. Занятно, а кто поверит? Семь дыр на бушлате – семь пулевых зарубин. Пуль могло быть и больше. Если летели одна другой вдогонку. Заливает Савелыч. Как охотник или рыбак – те страсть охочи прибавить». И Лесиков спросил:

– А, видно, Суворов правду сказал: пуля – дура?

– Как судить? По-тогдашнему, можа, и правильно. Оружье-т какое было? Метишь в лису – попадёшь в небо. А в наше время было уж не то…

– Ну вот, – снова прицепился гостюшка. – Тогда что? Из семи пуль ни одной умной? Не нашла своего места?.. И хорошо… А то б не сидели мы тут вдвоём.

– Я те, Михал Михалыч, не брехун! – Савел вскочил, обнажил плечо и показал Лесикову рубцы от ранения. Потом снял с привычного места бушлат. – Вот те, посмотри как!..

Не хотел Савел, а пришлось. Рассказал, как всё случилось.

– Дело было не под Москвой или Сталинградом, далеко от них – на польско-прусской границе. Готовились к наступлению. Разведчик Ильюха Левиков, роста невысокого, шустрый глазозоркий паренёк, тоже сибиряк из приангарского села, вернулся уже поздним вечером. Сходил удачно. Языка хотя не привёл, зато засёк на высотке огневую точку… Комроты Березов решил накрыть её перед самой атакой. Ну, чтоб на какое-то время, пока немец очухается, сберечь своих солдатиков от погибели. Кому идти? Жребий пал