рядом и пока живы-здоровы… – похлопал ладонью по пачке с заморскими купюрами. – Да этим…

– Там, может, чёрт знает что. Подсунули пустые бумажки, а ты и рад. За них тя ишшо запрут в каталажку.

– Эк, куда метнула! В каталажку? Неужели тот весёлый мужичок мог выкинуть такую штуковину? Чтоб старика туды?

– Кому нынче верить, Савелушка? Кругом обманщики. И президенты, и всякие министры. Помнишь, как первый-то Ельцин божился, что цены, ежли попрут ввысь, то ляжет на рельсы… Цены-то эвон где, а он, батюшка, вместо рельсы угнездился в богатом поместье. Вот и радуйся.

– То, скажу, дело прошлое. Говорил, можа, и сам не знал что. А скорей так, что надо – утешил народ и ладно.

– Небось, сам-то?! Ему на содержанье, слышно, из казны дают миллионы. Гулят, родной, под большой охраной… Кого боится? Обобранный народ?

– Ныне, Агроня, чиновников и больших и малых охраняют. Судить-рядить об этом, можа, дело не наше?

– Чьё же? Наше что ль – платить налоги да обивать пороги чиновников?

Савел зная, что, если старуха продолжит разговор, уплетётся в глубокую даль, умолк и, задумавшись, склонил к груди седовласую голову. Агроня снова ушла в огород допалывать морковную грядку – после дождя сорняков высыпало, как из лукошка, видимо-невидимо, не вырви сегодня – завтра слабым глазом не отличишь двуусый остренький росточек морковки от похожего на него вредного соседа.

Савел, побыв несколько минут на лавочке, ушёл в избу попить чаю, но, вспомнив, что хозяйка три дня назад поставила квас, углядел в уголке на кухне покрытый полотенцем ведёрный бочонок и почерпнул полный ковшик. Жаркий день, ходьба туда-сюда, а больше опалившая душу обстановка на торжище среди шумевшей и метавшейся толпы охватили такой жаждой, что опорожнил ковшик, не отрываясь. Есть не хотелось, сидеть за столом одиноко не привык – придёт Агроня, отобедают вместе. За столом, слышал от матери давным-давно, быть с добрым человеком веселее. Даже самая простая еда, картошка с капустой, кажется лучше изысканной в ресторане. О ресторане, правду сказать, Савел лично никакого понятия не имел, потому что бывать не приходилось. Слышал только от сведущих мужиков, мол, есть такие заведения, где подают по заказу любое блюдо отменного вкуса, но и заворачивают такую цену, от которой впервые попавшему сюда глаза на лоб выворачивает. Однако ж, между прочим, шаловливая мысль, если теперь каким чудом случится быть в городе, посетить ресторанчик, показалась Савелу заманчивой.

От благостных рассуждений отвлекла вернувшаяся с огорода Агроня. Уставшая, она с оханьем да аханьем присела на низенький стульчик напротив мужа и, заметив на лице его искру довольства, тихо улыбнулась. Спросила:

– Что ж ты, Савелушка, не пообедал? Как стояла кастрюля полная, так и…

– Я побывал в ресторане, пока ты шарилась в огороде, – взглянул на жену – та улыбнулась, значит, шутку разгадала.

– Небось, с этими самыми?..

– Ага. Побыл рядом с богатыми.

– Всё смешишь. Пора бы и образумиться… – ткнула пальцем с налипшей землёй в пачку с купюрами. – Брось ты их в печку. А то с еми греха не оберёшься.

– Греха, я те скажу, быть не должно. Не украл и не обманул, а базарная сделка – так она по закону, как и у всех, кто это дело крепко взял в руки, – рассудил Савел. – Их, по-твоему, всех в грешники? Кто ж тогда в рай попадёт, ежли нынче все поголовно что-то продают да покупают. Не бушлат, как я, – землю, реки, озёра…

Савел отрешённо – лучше об этом и не думать, потому что бессилен изменить что-либо к лучшему, – махнул рукой и нахмурился. Агроня поняла его нахлынувшее душевное волнение, досаждать разговором больше не стала и, тихая, покорная, стала накрывать на стол.

2

Всему головой был в районе генеральный чиновник Гаврила Петрович Барчук. Очень довольствовался он тем, что в новой жизни своим умом выстрадал всё объединяющий в одно целое мудрый подход: не возмущаться тем, что творится вокруг. Растаскивают по коммерческим углам животноводческие фермы, машинные дворы и даже административные здания колхозов и совхозов – Гаврила Петрович тешится мыслью: всё, что рушат, было поставлено когда-то на каком-то зловещем месте, а потому и должно быть снесено… Доволен Гаврила Петрович и тем, что уже долгое время ему удаётся главное – не быть в долгу перед людьми, то есть теми, кто позволил ему второй срок сидеть в кресле главного чиновника района. Хитрого нету, всё довольно просто – сперва и потом, пока не надоест, утешай и обещай… Ну, а когда выйдет срок, примени, но только к месту, магическое словцо «Исполнено!». Уж и забылось, когда оно нашло своё удобное место.

Пришла секретарша, подала пухлую папку с заявлениями и просьбами. Заявление Сироткиной нашёл сразу – запомнилось, держал в руках, гадая, что сказать посетительнице, многократно. И не счесть, сколько раз выручало Гаврилу Петровича могучее слово «Исполнено!». А сегодня садануло кинжалом прямо в сердце. Хоть убей, не подходит оно к трагическому случаю с бесшабашной бабёнкой. Не скажешь, что просьба её «исполнена»! А сказать надо непременно! Заглянет какой-нибудь чинуша в папку и ткнёт пальчиком: «А тут у вас, уважаемый Гаврила Петрович, пробел». Объясняйся! И пошёл разгуливать этот пробел в актах из канцелярии в канцелярию. Смотря кому попадёт – может всё и кончиться весьма плохо.

Выручил генерального подоспевший ко времени, уже знакомый читателю, не так давно ставший вторым замом, ловкоязыкий Михайло Лесиков. Стоило намекнуть, тот взял в толк, и слово «ОКОНЧЕНО» (о, великий и могучий русский язык!) вылетело, как снаряд из пушки. Гаврила Петрович весело улыбнулся и сказал: «Чудно! Махом двух зайцев…»

Ко всему надо добавить, что генеральный чиновник словно обладал магическим даром внушения, хотя мать-природа способностью такой наделить его поскупилась. Дорогу к чародейству нашёл сам. Раз, два получилось, и он внушил себе гаденькую мыслишку, что жизнь не что иное, а глупая игра судьбы (сегодня одно, завтра другое), и человеку вовсе не обязательно знать, какая открывается тайна за утешительным словом.

…Что помпезное торжество по случаю юбилейной даты в истории посёлка?! Что убийства, грабежи, пожары, о коих из номера в номер пишут местные газеты?! Генерального чиновника не на шутку встревожил загадочный мошенник. Как чёрт, вынырнул из преисподней и взбудоражил старого и малого. Найти! Пресечь! Нарушать общественный порядок никому не дозволено.

Вернёмся и мы к стержневой канве рассказа, то есть к главному его герою Савелу Савелычу Сурчину. Раз затеял он кутерьму, то надо посмотреть, что будет дальше.

После обеда, когда Савел успел отдохнуть, полежав на стареньком диване, Агроня подала голос:

– Савелушка, не забыл?

– Что, Агроня?