Рейтарские полки, в состав которых входили гусары с копьями и драгуны с огнестрельным оружием, набирались отчасти по-прежнему из малопоместных боярских детей и вольных охочих людей, а отчасти из даточных, которых выставляли помещики и монастыри, смотря по количеству крестьянских дворов. (Обыкновенно одного рейтара со 100 дворов.) В солдатские же полки хотя и могли записываться охочие люди разного звания, но они составлялись по преимуществу из даточных крестьян и бобылей. (Обыкновенно с 20 дворов один солдат.) Эти рейтарские и солдатские полки, однако, не были в постоянном сборе, а в мирное время собирались только в конце осени и в начале зимы (т. е. по окончании полевых работ) в известные места, где и обучали их инструкторы из иноземных и русских офицеров. При таких больших промежутках, естественно, они не могли освоиться с воинской дисциплиной и еще не представляли вполне регулярного войска. Вооружение их, отчасти приобретенное на свой счет, отчасти доставляемое казной, также не было достаточно исправным и однообразным. Наиболее обученными и привычными к службе являются полки, расположенные на границах (род военных поселений). Так, против шведов устроены были солдатские и отчасти драгунские полки в заонежских погостах, в уездах Новгородском и Старорусском. А на Юго-Западной Украине и на пограничье с татарами поселены драгунские полки, которые обучались и конному и пешему строю, были вооружены мушкетами, пиками и бердышами.

Рядом с этими новыми полками иноземного строя оставались и войска прежнего времени, каковы стрельцы и казаки, нестройные ополчения дворян и детей боярских; а ко времени войны призывались отряды из служилых или наемных татар, мордвы, черемис, башкир, калмыков и других инородцев. Самая конная гвардия царская, то есть стольники, стряпчие, дворяне и жильцы, были только расписаны по сотням, и каждая такая сотня собиралась вокруг своей хоругви, но без определенного строя; ибо никакого кавалерийского учения у них не было.

По поводу пестрого, разнородного состава русской армии при Алексее I любопытен несколько хвастливый отзыв стольника Чемоданова. Он (в 1657 г.) ездил послом во Флоренцию и на вопросы будущего герцога Козимо Медичи о русском войске отвечал приблизительно такими словами:

«У нашего великого государя против его государских недругов рать собирается многая и несчетная и строенья бывает разного: многие тысячи копейных рот устроены гусарским строем, другие многие тысячи конные с огненным боем рейтарским строем, многие же тысячи с большими мушкетами драгунским строем, а иные многие тысячи солдатским строем. Над всеми ими поставлены начальные люди: генералы, полковники, подполковники, майоры, капитаны, поручики, прапорщики. Сила низовая, казанская, астраханская, сибирская, тоже рать несметная; а вся она конная и бьется лучным боем. Татары Большого и Малого ногаю, башкирцы, калмыки бьются лучным же боем. Стрельцов в одной Москве, не считая городовых, 40 000; а бой у них солдатского строя. Казаки донские, терские, яицкие бьются огненным боем, а запорожские черкасы и огненным, и лучным. Дворяне же государевых городов бьются разным обычаем, и лучным, и огненным боем, кто как умеет. В государевом полку у стольников, стряпчих, дворян московских, жильцов свой обычай; только у них и бою, что аргамаки резвы да сабли остры; куда ни придут, никакие полки против их не стоят. То у нашего великого государя ратное строенье».

Не забудем, что этот несколько хвастливый отзыв дан был в счастливую эпоху царствования, после Первой польской войны, под впечатлениями только что совершенного отвоевания Малой и Белой Руси от поляков. При всем преувеличении своем общий характер наших ратных сил того времени изображен тут довольно верно.

Относительно московского войска времен Алексея Михайловича имеем любопытную архивную запись о царском смотре, производившемся на Девичьем поле, между валами Земляного города и Новодевичьим монастырем, зимой 1664 года, то есть в разгар Второй польской войны.

Государь собирался на весну лично выступить в поход против польского короля, а потому в январе объявил большой смотр ратным людям, находившимся в столице. Для сего смотра построили на Девичьем поле «царское место»; а именно: отмерили большой четырехугольный двор, огородили его столбиками с перекладинами, обитыми красным сукном; а посреди двора на помосте поставили «горницу» или род павильона, покрытого шатровой белой жестяной крышей с золоченым крестом наверху и золочеными орлами на всех четырех углах. С трех сторон горница обведена крашеными перилами, а с четвертой, обращенной к Земляному городу, был вход, устроенный широкими ступенями (рундук), которые вели в главную дверь горницы. Она была снабжена печью и слюдяными окнами, уставлена иконами, убрана тисненными золотом кожами, парчою, коврами и красным сукном. По сторонам ее находились чуланцы, также с окнами. А в самой горнице поставили золоченые кресла индейской работы, украшенные алмазами, изумрудами и другими драгоценными каменьями. Сбоку государева двора воздвигнут особый продолговатый помост, обитый красным сукном, или так называемая «накрачейня», для военного оркестра. Сюда же заранее был привезен с Пушкарского двора наряд, то есть пушки и пищали. По обеим сторонам государева двора было поставлено по 14 пищалей; а большой наряд или пушки помещен направо, к Москве-реке.

Смотр состоялся 3 февраля. Государь отслушал заутреню в дворцовой церкви Преподобной Евдокии; после нее отпустил на Девичье поле крестный ход, то есть образа с духовенством и певчими, которые во все время пути пели молебен; по прибытии туда освятили воду и окропили ею государев двор, наряд и накрачейню. Шествие самой отборной части войска направлено было Кремлем под переходы между Патриаршим двором и Чудовым монастырем мимо Успенского собора к Колымажным воротам. Такое направление дано было, конечно, для того, чтобы царское семейство и верховые боярыни из дворцовых окон могли любоваться красивым военным парадом. Впереди шли несколько стрелецких сотен с ружьями, предшествуемые своими полковниками и головами.

Первую сотню вел голова Артамон Матвеев; она была одета в красные кафтаны. Вторая сотня была в белых кафтанах, а третья в лазоревых. Перед каждой шел знаменщик в кирасе или латах. Проходя мимо государевых хором, головы и сотники останавливались и кланялись великому государю до земли. В это время стрельцы играли на сурнах и били в барабаны. Потом следовали три конюшенные роты на конях в стальных латах и шишаках, вооруженные карабинами и пистолетами. Затем конюхи вели царских коней под богатыми седлами, с покрывалами; во главе их выступал любимый жеребец Шарап. А за ними ехал ясельничий Иван Желябужский «с конюшенным чином». Потом шел «трубничий чин», то есть военный оркестр, который трубил в трубы, бил в набаты, литавры и накры. К Постельной лестнице дворца подвели «санника», то есть коня, запряженного в сани, украшенные