Сенатор понимал, что журналистам потребуется некотороевремя, чтобы понять то, что предстало их глазам: изображение среза ледника сшахтой, через которую внедряли в лед камень; фотографии морского существа,почти идентичного тем, что отпечатались в «метеорите»; свидетельство овозможности образования хондр в земных условиях. Все эти документы приводили кединственному шокирующему заключению.

— Сэр... — заикаясь от удивления, пробормотал один изрепортеров, с потрясенным видом копаясь в своем конверте. — Это все всерьез?Это правда?

Секстон мрачно вздохнул:

— Да. Боюсь, это действительно всерьез. Все, что вы видите,— чистая правда.

По рядам пробежал растерянный, смущенный шепот.

— Я даю вам время просмотреть имеющиеся свидетельства, —важно заявил герой дня, — а потом буду отвечать на вопросы, чтобы пролить светна то, что вы видите.

— Сенатор, — заговорил кто-то еще, — так эти фотографиинастоящие? Не сфабрикованные?

— Гарантия сто процентов, — заверил Секстон. — Иначе я вамэтого не представил бы.

Растерянность журналистов усиливалась. Секстону дажепоказалось, что он слышит смех. Подобной реакции он вовсе не ожидал. Он началопасаться, что переоценил способность прессы соединить разрозненные факты вцельную картину.

— Ого, сенатор! — произнес кто-то странным голосом. — Так выдействительно подтверждаете подлинность этих фактов?

Секстон начинал терять терпение.

— Друзья мои, говорю в последний раз: свидетельства в вашихруках точны на сто процентов. И если кто-нибудь сможет доказать иное, я готовсъесть собственную шляпу!

Секстон ожидал после этих слов смеха, но его не последовало.Мертвая тишина. Странные взгляды. Журналист, который только что задал вопрос,подошел к сенатору, по пути перебирая документы:

— Вы правы, сэр. Это действительно скандальныесвидетельства. — Он помолчал, словно в нерешительности, даже почесал в затылке.— Единственное, что кажется странным: зачем вы обнародовали это после того, какраньше яростно все отрицали?

Секстон не мог взять в толк, о чем говорит этот человек.Журналист протянул ему бумаги из конверта. Сенатор взглянул на них и окаменел.На какое-то время мозг его словно отключился.

Слов не было.

Он смотрел на совершенно другие материалы. Фотографии,которых он раньше никогда не видел. Двое людей. Обнаженных. Переплетенные рукии ноги. Некоторое время сенатор не понимал, на что смотрит. Потом наконецосознал. Выстрел в голову. Смертельный.

В ужасе Секстон обернулся к толпе. Теперь все смеялись. Анекоторые уже звонили, передавая свежие новости в свои агентства.

Кто-то похлопал его по плечу.

Ошеломленный, он обернулся.

Рядом стояла Рейчел.

— Мы пытались тебя остановить, — произнесла она. — Дали тебешанс.

Подошла еще какая-то женщина.

Дрожа, сенатор перевел на нее взгляд. Это была та самаяжурналистка в кашемировом жакете с шарфом, в мохеровом берете. Та, котораяуронила его конверты. Увидев ее лицо, Секстон окаменел.

Гэбриэл Эш сверлила его темными глазами. Не произнеся нислова, она расстегнула жакет и показала стопку белых конвертов, аккуратнозаткнутых за пояс.

В Овальном кабинете царил полумрак, разрываемый лишь мягкимсветом настольной лампы. Высоко подняв голову, перед президентом стояла ГэбриэлЭш. За окном на западную лужайку опускались сумерки.

— Я слышал, вы нас покидаете? — В голосе Харни звучалоразочарование.

Гэбриэл кивнула. Хотя президент предложил ей остаться в Беломдоме на неопределенное время, чтобы укрыться от прессы, Гэбриэл предпочла непережидать бурю в самом ее центре.

Хотелось оказаться как можно дальше. По крайней мере накакое-то время.

Харни взглянул на нее через стол, все еще находясь подвпечатлением этой сильной личности.

— Тот выбор, который вы сделали сегодня утром, Гэбриэл...

Он остановился, словно не находя подходящих слов. Взглядпрезидента казался простым, понятным и чистым — это были вовсе не те загадочныебездонные озера, которые так привлекли когда-то Гэбриэл к сенатору Секстону. Нодаже в декорациях средоточия власти и могущества она разглядела в этих глазахсердечную доброту наряду с честностью и благородством, которые не скоро сможетзабыть.

— Я сделала это и ради себя тоже, — наконец произнесладевушка.

Харни кивнул:

— Тем не менее я обязан вам. — Он встал, жестом приглашая еепоследовать за ним. — Честно говоря, я надеялся, что вы задержитесь здесь,чтобы я мог предложить вам работу в бюджетном отделе.

Гэбриэл посмотрела на него с сомнением.

— «Прекратить тратить и начать ремонтировать»? —процитировала она.

Харни усмехнулся:

— Что-то вроде этого.

— Думаю, мы с вами оба понимаем, сэр, что в сложившихсяобстоятельствах я не столько приобретение, сколько обуза.

Харни пожал плечами:

— Отдохните несколько месяцев. Все образуется. Немаловеликих мужчин и женщин пережили подобное, а потом пошли прямой дорогой квершинам. — Он подмигнул: — Некоторые из них даже стали президентамиСоединенных Штатов.

Гэбриэл понимала, что он прав. Находясь в положениибезработной всего лишь несколько часов, она уже отвергла два деловыхпредложения. Одно поступило от Иоланды Коул, из телекорпорации Эй-би-си, авторое — из «Сент-Мартинс-пресс», агентства, предложившего неприличную сделку:написать подробную и откровенную книгу о своей работе ассистенткой сенатораСекстона. Нет уж, спасибо.

Идя вслед за президентом по коридору, ведущему к холлу,Гэбриэл думала о фотографиях, демонстрируемых сейчас по всем телевизионнымканалам США. Она успокоила себя, решив, что ущерб, нанесенный стране, могоказаться куда более значительным.

Ночью, расставшись с Секстоном, Гэбриэл бросилась в офисИоланды, чтобы раздобыть там журналистский пропуск. А потом вернулась в офиссенатора, чтобы взять еще десяток конвертов. Тогда же она распечатала копиичеков, хранившиеся в памяти компьютера. После скандала у мемориала ВашингтонаГэбриэл предъявила копии окончательно сраженному сенатору и потребовала ответа.Она поставила сенатора перед выбором: или он дает шанс президенту признатьошибку с метеоритом, или документы становятся достоянием всей страны. Секстонлишь взглянул на пачку бумаг, молча сел в лимузин и уехал. С тех пор он недавал о себе знать.