Кроме шокирующих репортажей о Дэнкинсе, Зилла волновали погодные сводки, а Трэй расспрашивал о «Трансгенезе». О бывшем рабочем месте генетика в новостях ничего не упоминалось, зато много внимания уделялось коллапсирующей экономике и международной политике. Последнее интересовало Анну Андреевну. Слушая, как притесняют их вид в Америке, она мотала головой и поговаривала: «Не к добру это. Как бы до нас не добрались».

Известий хватало на неделю, чтобы вечерами пересказывать услышанное и всякий раз ужасаться: «В какую пропасть катится мир!». И только Ён, сочувственно кивая, облегченно вздыхал. Безусловно, тех эвакуированных с астероида жаль, но альтернатива была намного чудовищнее. С тех пор как он пришел в этот мир из подвала японского посольства, он впервые расслабился. Теперь он понял, почему Чиёко до сих пор не признала свой проигрыш: опасность заражения Земли до сих пор сохраняется.

С наступлением февраля закончились проливные дожди, припекающее солнце подсушило прокисшую грязь. Впервые за долгое время Серж выбрался в город – в последнюю вылазку перед дальней дорогой. Он вернулся на следующий день с едой, одеждой и новостями, которые всю зиму сотрясали мировую общественность.

В начале года Юмису вышла замуж. Со своим супругом и усыновленным ребенком они обосновались в Европе. На последней пресс-конференции она удалила свои аккаунты в соцсетях, призвав фанатов не беспокоить ее. На прощание сказала, что у каждого ребенка в мире должен быть любящий родитель. Как только она добьется законодательных изменений, дающих право на адоптацию осиротевших детей-гомосапов, она со своим любимым мужем заберет всех детей из приюта в их загородный особняк. Позже просочились новости, что Юмису открыла агентство, специализирующееся на лоббировании интересов меньшинств, индивидов с архаичными биологическими потребностями.

Вторая новость стала для Ёна знаковой: Дэнкинс официально признали запретной зоной для посещений, а всех находившихся внутри – погибшими. Тридцать две тысячи человек более не числились пропавшими без вести. Назначенная комиссия по расследованию причин катастрофы пообещала изыскать средства на доставку тел из астеполисов и их захоронение на Земле. А пока запускались бюрократические механизмы и набирались политические очки, для предотвращения космического мародерства и охраны покоя умерших наружные люки, стыковочные узлы, иллюминаторы и прочие технические лазы астероида были залиты специальным раствором. Хотя и тут не обошлось без конспирологии. По некоторым данным, наружную герметизацию произвели в спешке сразу после катастрофы, а не после заявлений комиссии, что наталкивало на мысль о попытке властей скрыть правду. Впрочем, эти слухи большого резонанса не возымели, внимание общественности переключилось на списки погибших. Кроме адмирала Стивена Макролиса и председателя совета директоров Dankins Space Industries Хайлла Хантера, вечный покой нашли и члены правительства, и все участники Научного Комитета Кореи, прибывшие на ежеквартальное заседание. «Они прилетели на Дэнкинс, когда ксеновирус вырвался с первой палубы и заразил астеполисы, – рассуждал про себя Ён. – Это было совещание по вопросу передачи прав антибитового передатчика, которое я просил Мён перенести на май. Похоже, день Труда для корейского правления и Хантера был наиболее удобный, раз позднее не нашлось подходящих дат. Гибель хранителей шифровальных ключей от антибитового передатчика означает, что отныне перезагрузка времени невозможна, так как квантовую кодировку не взломать…»

– Представляете, – взахлеб рассказывал Сергей, – половина правительства погибла, а эта баба-яга, – так он называл Мэйли Тох, – претендует на должность федерального монарха. Она станет главой Северного округа и нам хана! Небось поэтому она со своим Кузей, – прозвище Каони, – не полетела на Дэнкинс со всеми. Наверняка все и подстроила!

Об обвале финансовых рынков, о падении акций корпоративных республик, рухнувших до исторического минимума, о скачке цен на ресурсы и прочие сенсации физик уже не слушал. Он окончательно убедился, что миссия завершилась удачно. Скоро Чиёко вытащит его из этой псевдореальности, и он отправится в настоящее прошлое, чтобы повторить свой успех.

В тот же вечер Ён попрощался со всеми, как смог это сделать без языка. Он уселся на валун, предвкушая скорый конец. Сердце сковала какая-то ненужная тяжесть, и отчего-то боялся моргать: моргнув, он окажется в саду с Чиёко. Исчезнет Вик, забавляющий всех рассказами, исчезнет его брат, их родители. Исчезнет Анна Андреевна, с которой у него начали складываться теплые отношения. Исчезнет Трэй. От неморгания – или по иной причине – у Ёна намокли глаза. А вокруг суетились люди, ставшие неотъемлемой частью его странствия. Они подходили и спрашивали, что случилось, а он, боясь дать волю чувствам, закусив губу, смотрел мимо них и уговаривал себя, что они не настоящие. Вик, растроганный рассказом о гибели людей, утешал Ёна как мог. Он уверял, что брат преувеличивает, что врать для него сродни развлечению. Серж, услышав Вика, поклялся, что не исказил ни слова. Анна Андреевна, похлопав Ёна по плечу, последней ушла спать, а он все сидел и смотрел в одну точку. Трэй осторожно пристроился рядом. Так они просидели до восхода.

Прошло много недель, а Ён постоянно ждал той секундной вспышки, когда вокруг все растворится, скомкается в неряшливую точку, и он предстанет перед ведьмой Чиёко, владелицей волшебных миражей. Это изводящее ожидание, опустошающее и безнадежное, выпивало силы. Оно было во сто крат хуже физических страданий, перенесенных им когда-либо.

Робкие попытки Трэя вывести Ёна из депрессивного уныния, лишь отдаляли их. Они и до этого мало общались, а после расспросов Ён окончательно закрылся в себе. Он знал, что затянувшееся ожидание подходит к концу. Он этого хотел.

Анна Андреевна, шедшая с Ёном под руку как с поводырем, рассуждала на отстраненные темы: о погоде, о своем ревматизме, о воспоминаниях молодости. Она говорила громко, с расстановкой, а он мычал в ответ или по-особенному сдавливал ее кисть. Такой способ коммуникации был понятен только им двоим. После долгого дня, страдая от бессонницы, бабушка сидела у костра и делилась с Ёном сокровенными мыслями. Она говорила, что умирать страшно, но ожидание смерти еще хуже; говорила, что мечтает понянчиться с внуками, но обузой никому быть не хочет; говорила о смысле жизни, о том, что нужно жить ради кого-то.

Ён с нетерпением стал ожидать тех вечеров, чтобы забыться о печалях. Бабушка, которую он нарек особым гортанным «ы», редко разочаровывала его, только изредка, когда из-за погоды ломило суставы и не было сил держаться за руку. В такие дни Анна Андреевна была не в духе и называла любого попавшего под руку ёшкиным котом. Ён, которого все звали Ёсей, часто принимал это на свой счет. При чем здесь одичавшее животное для логического ума ученого было непонятно.

Весна прошла быстро, лето промчалось еще быстрее, а осень тянулась долго, но именно она подарила Ёну те незабываемые вечера у полыхающего костра. Бессмысленные ожидания конца симуляции вытеснялись философскими вечерами с Анной Андреевной. Дружба внесла в их странствие нечто чарующее, когда, прячась под пологом от стучащих капель дождя или кутаясь в большущий пуховой платок от крадущейся осенней сырости, они сидели вдвоем и смотрели на тлеющие головешки. Просто головешки, безо всяких ассоциаций. И неважно, что над ними подшучивали, называя их «закадычными любовниками». Ён был несказанно рад обрести смысл своего пребывания. Ничто не могло разрушить магию уюта и человеческой близости.