были испанские войска, посланные изгнать их с родины. Мориски решили, что никто не должен добровольно вступать в особую категорию тех, кому было разрешено остаться и учить христиан, как эксплуатировать землю. Солидарность морисков впечатляет. В королевстве Валенсия герцог Гандия пришел в отчаяние, когда узнал, что никто не останется возделывать его сахарные поместья. Для него, как и для морисков, происходящее было катастрофой. 2 октября 1609 года около 4000 морисков сошли на берег в Дении, многие - на неаполитанских галерах, отправленных специально для доставки их к Барбарийскому побережью; число сошедших на берег росло, и за короткое время 28 000 человек были доставлены в Северную Африку. Испанским кораблям не составило труда оставить их там: первая партия была доставлена в Оран, все еще остававшийся испанским владением, и по прибытии мориски вели переговоры с правителем Тлемсена о праве поселиться на мусульманской территории. Другие беженцы отвергли первоначальные предложения испанцев о бесплатной перевозке и сами организовали свой путь: 14 500 человек сошли на берег в Валенсии, на глазах у христианских жителей, которые пришли купить их шелка и кружева по бросовым ценам на том, что стало, по сути, "гигантским блошиным рынком".15 Некоторые мориски ясно дали понять, что для них это был акт освобождения, а не преследования: принцы Барбарии "позволят нам жить как мавры, а не как рабы, как с нами обращались наши хозяева".

Есть данные о более чем 150 000 отплывших, хотя некоторые современные оценки были ниже: валенсийская инквизиция назвала цифру в 100 656 человек, включая 17 766, прибывших в порт Валенсии, причем 3269 из них были в возрасте до двенадцати лет, а 1339 - младенцы, которых не кормили грудью16.16 Вскоре пришло время обратить внимание на древнее королевство Арагон, из которого ушли 74 000 морисков, и меньшее число - из Каталонии; многие ушли морем через Тортосу, но другие отправились по суше через Пиренеи во Францию, терпя ужасные условия. Король Франции Генрих IV настаивал на том, чтобы почти все они были отправлены в Северную Африку.17 Франко-османский союз не распространялся на защиту испанских мусульман, и Генрих, одержавший победу после ожесточенных войн между протестантами и католиками, не желал вносить еще большее религиозное разнообразие в королевство, которое он завоевал, отказавшись от протестантизма.18 Тем не менее, французы были потрясены увиденным. Кардинал Ришелье позже описал эти события как "самый фантастический, самый варварский акт в летописи человечества", хотя он, вероятно, был больше заинтересован в осуждении испанских христиан, чем в защите испанских мусульман.19 Тем временем испанская корона обратила свое внимание на Кастилию, и в начале 1614 года Государственный совет сообщил Филиппу III, что дело сделано.20 Если суммировать все испанские королевства, то было изгнано около 300 000 морисков.21

С точки зрения испанских христиан, изгнание было актом против неверующих, хотя некоторые хорошо ассимилированные христиане мусульманского происхождения были захвачены, несмотря на заверения в том, что тем, кто добровольно принял причастие, будет позволено остаться. Любопытным следствием жестокости короны стало то, что на Барбарийском побережье теперь проживало смешанное население, недовольное испанской политикой, и мориски направили свои силы на корсарские набеги на испанское побережье. Наряду с духом мести сохранялась ностальгия по романтически вспоминаемому прошлому. Музыка Аль-Андалуса сохранилась отчасти среди морисков, а отчасти среди более ранних групп изгнанников - беженцев из Гранады и других стран, которые уже обосновались в североафриканских городах. Коренные жители Северной Африки оказались менее гостеприимными, чем рассчитывали изгнанники. Многие мориски, казалось, были до невозможности испанизированы в языке, одежде и обычаях после десятилетий христианских кампаний против "мавританских обычаев"; они держались отчужденно от магрибского населения. Большинство морисков, поселившихся в Тунисе, говорили по-испански, многие носили испанские имена; они даже привезли в Северную Африку американские фрукты, такие как колючая груша, с которыми познакомились в Испании между 1492 и 1609 годами.22 Если они хотели найти товарищей, которые бы поняли их путь, то иногда решали, что их лучше поймут евреи-сефарды, которые разделяли их ностальгию по старой Испании трех религий, сохраняли дистанцию от местных еврейских общин и продолжали говорить на кастильском языке. Таким образом, между евреями-сефардами и мусульманами-андалузами в Северной Африке возникло эмоциональное родство в изгнании.

 

II

 

В конце того же века сефардские евреи также пережили острый кризис. Его отправной точкой стал город Смирна, или Измир. Смирна и Ливорно составляли часть бинарной системы, связывавшей Италию с Османским миром.23 В начале XVI века ни один из этих городов не имел большого значения. Но барон де Курменен посетил Смирну в 1621 году и написал:

В настоящее время в Измире большой оборот шерсти, пчелиного воска, хлопка и шелка, которые армяне привозят туда вместо того, чтобы ехать в Алеппо. Им выгоднее ехать туда, потому что они не платят столько пошлин. Есть несколько купцов, больше французов, чем венецианцев, англичан или голландцев, которые живут в большой свободе.24

Как и в случае с сушеными фруктами с Ионических островов, именно местные продукты привлекли внимание иностранных купцов к Смирне; другие современные купцы также отмечали прибытие все большего количества персидского шелка, который армяне привозили через Анатолию. С европейскими торговцами шелком у турок было меньше проблем, чем с европейскими купцами, искавшими зерно и фрукты, поскольку Константинополь также испытывал голод по этим товарам.

После 1566 года европейская торговля с Эгейским морем была выведена из равновесия потерей последнего генуэзского владения в этом регионе - Хиоса. Без сильной генуэзской базы на море Смирна начала развиваться, предлагая хлопок местного производства и новые товары, такие как табак, в отношении которого у Возвышенной Порты были сомнения - не из-за общей неприязни к его дыму, а потому что чем больше табака производилось в регионе, тем меньше продуктов питания можно было выращивать, а османская столица всегда нуждалась в регулярных поставках продовольствия.25 Почти сразу после падения Хиоса Карл IX Французский закрепил за французскими купцами право торговли в Смирне (в 1569 году), а Елизавета I в 1580 году добилась хартии о привилегиях на торговлю в Смирне, которая стала достоянием Английской Левантийской компании; затем в 1612 году привилегии получили голландцы.26 Иностранные купцы ценили положение Смирны, укрытой в заливе, что предотвращало молниеносные набеги корсаров, а их присутствие привлекало в город бесчисленное количество евреев, греков, арабов и армян.27 В отчете путешественника от 1675 года несколько неправдоподобно говорится о еврейском населении в 15 000 человек, которое, вероятно, следует уменьшить до нескольких тысяч. Эти евреи приехали со всего Средиземноморья и из-за его пределов: среди них были сефарды, как левантийские, так