– Доктор Кар? – тихо позвала Захари.

Как капитан она имела право в случае неожиданностей или сбоев прервать переход, однако за экспедицию в целом, согласно полученным Захари от адмирала Рено приказам, отвечал Кар – что бы ни думала по этому поводу дама Макрис. И, значит, принимать окончательное решение о том, двигаться дальше или нет, следовало ему.

– Вперед, капитан, – почти рассеянно отозвался ученый, не отрывая взгляда от дисплея Тэтчер.

– Хорошо, – ответила Захари и снова посмотрела на маленький экран рядом с левым коленом. – Мистер Хойя, готовность к подъёму переднего паруса, – официально распорядилась она, как будто Арсуэндо не находился в полной готовности уже добрых двадцать минут.

– Есть готовность, мэм, – ответил он с той же чрезмерной официальностью.

– Тридцать секунд до порога, – доложила Тэтчер.

– Старшина Тобиас, полная готовность! – скомандовала Захари.

– Есть полная готовность, мэм!

Захари, не позволяя себе затаить дыхание, следила за тем, как сигнатура «Радости жатвы» неуклонно ползет вперед.

– Есть порог! – доложила Тэтчер.

– Поднять передний парус! – приказала капитан.

– Есть поднять передний парус.

На взгляд постороннего наблюдателя, в тот момент, когда в главном машинном отсеке Хойя повернул переключатель, на борту «Радости жатвы» ничего не изменилось, но приборы Захари зафиксировали моментальное изменение полетных параметров. Импеллерный клин исследовательского корабля разом сбросил половину мощности, когда отключились передние бета-узлы, а соответствующие альфа-узлы перешли в другой режим. Вместо обычного вклада в образование лент напряженного пространства, образующих импеллерный клин, они генерировали теперь парус Варшавской – диск сфокусированной гравитационной энергии радиусом около трехсот километров, расположенный перпендикулярно продольной оси «Радости».

– Готовность к подъёму заднего паруса по команде, – промурлыкала Захари.

Хойя подтвердил получение приказа. «Радость жатвы» продолжала медленно ползти вперед, движимая только силой кормовых импеллеров, а на дисплее появилось новое информационное окошко. Захари наблюдала, как мигающие цифры неуклонно увеличиваются по мере того, как передний парус все глубже и глубже погружается в терминал. Относительно низкие скорость и ускорение исследовательского корабля сделали окно безопасности шире, чем обычно, но напряжения это не снимало.

Внезапно цифры прекратили мигать. Они продолжали расти, но отсутствие мигания говорило о том, что теперь передний парус черпает из гравитационного потока, воронкой сворачивающегося в невидимом входе туннеля, достаточно энергии, чтобы обеспечить движение корабля. Захари резко кивнула.

– Поднять кормовой парус! – отрывисто приказала она.

– Есть поднять кормовой парус, – подтвердил Хойя и «Радость жатвы» вздрогнула. Импеллерный клин исчез, а вокруг кормы развернулся второй парус Варшавской.

Оторвав глаза от дисплея, Захари проследила за тем, как старшина Тобиас осуществляет переход с импеллерной тяги на парус. Маневр был сложнее, чем можно было подумать, наблюдая за многоопытным старшиной, но именно поэтому Тобиас и был отобран для этой миссии. Его руки двигались ловко и уверенно, «Радость жатвы» вошла в туннель, лишь чуть-чуть дрогнув. Корабль в руках рулевого держался уверенно, как скала, а в следующее мгновение Захари скривилась, почувствовав привычную волну дурноты.

К этому непонятному ощущению никому не удавалось привыкнуть. Ученые до сих пор спорили по поводу того, чем именно обусловлена специфическая реакция человеческого организма на пересечение барьера между нормальным космосом и гиперпространством. Каждый, исходя из характера собственных ощущений, отстаивал свою точку зрения, но все сходились на том, что каждый переход сопровождается приступом тошноты. При обычном пересечении гиперграницы ощущения были гораздо слабее, но и градиент гравитации при вхождении в туннель был намного больше. Захари тяжело сглотнула.

«Мутит сильнее, зато пройдет быстрее», – напомнила она себе. Привычная мысль прокатилась по колее, накатанной десятилетиями космического опыта. Маневровый дисплей замигал снова.

На долю мгновения, столь ничтожную, что её не смог бы зафиксировать ни один хронометр, КЕВ «Радость жатвы» перестала существовать. Еще миг назад она находилась в семи световых часах от Мантикоры-А, а в следующий оказалась… где-то в другом месте. Захари сглотнула снова, на этот раз с облегчением. Тошнота исчезла вместе с ярко-синей вспышкой энергии перехода, излучённой в пространство парусами «Радости». Капитан глубоко вдохнула.

– Переход завершен! – доложил старшина Тобиас.

– Благодарю вас, старшина, – сказала Захари и снова сосредоточилась на дисплее, контролируя состояние парусов. Понаблюдав за бегущими колонками цифр – все данные соответствовали норме, – она с глубоким удовлетворением кивнула и отдала следующий приказ:

– Машинное, перейти на импеллеры.

– Есть, мэм! – ответил Хойя.

«Радость жатвы» снова свернула паруса в импеллерный клин и двинулась вперед с ускорением в всё те же десять g.

– Ну вот, доктор Кар, – сказала капитан Захари, оторвав взгляд от дисплея и повернувшись к ученому, – мы и на месте. Где бы это «место» ни было.

* * *

Как выяснилось, «место» находилось в пяти с половиной световых часах от ничем не примечательной, лишенной планет звезды – красного карлика класса M8. Это несколько разочаровывало, поскольку до ближайшей звезды, класса G2, оказалось около четырех световых лет. Для военного корабля это было чуть меньше четырнадцати часов лету, не так уж плохо, но отсутствие планет возле самого терминала усложняло создание инфраструктуры, которой обычно обрастал терминал для обслуживания транзитного трафика.

Но если Захари отсутствие планет разочаровало, то ученые, полчищами наводнившие её корабль, почти не обратили внимания на этот факт. Они приросли к своим компьютерам, изучая и анализируя показания бортовых сенсоров «Радости» и данные, поступавшие с разосланных в разные стороны зондов, которые корабль начал отстреливать еще до того, как Захари погасила скорость корабля относительно тусклого карлика до нуля.

Ее слегка позабавило, что ни один из ученых, по-видимому, совершенно не заинтересовался ни местной звездой, ни регионом космоса, в котором они очутились. Все их внимание было сосредоточено на детекторах Варшавской.

Что, в общем, было вполне понятно на взгляд Захари, – по крайней мере, с их точки зрения. И, по зрелом размышлении, она к этой точке зрения присоединилась. В конце концов, пока они не определят точные координаты локуса терминала с этой стороны, «Радость жатвы» не сможет отправиться домой. А учитывая, насколько слабо было излучение терминала, и сколь долго и упорно искало его агентство, Хосефа Захари искренне соглашалась с необходимостью оставаться на месте, пока Кар и его сотрудники не осуществят локализацию терминала.