– Королева возвращается, королева возвращается. Страж не справился. – Он вытанцовывал вокруг Люциана, изгибаясь в разные стороны. – Скажи-ка, милая-милая звездочка, кто твой отец?

У брахиона кончалось терпение. Через долю секунды Кинтана уже дергался в бессмертной хватке Люциана.

Меня коснулся порыв ветра, и неожиданно рядом со мной на арене вырос Рамадон. Он был на целую голову ниже Кинтаны, но это ничуть не сказывалось на его авторитете. Из всех собравшихся тут праймусов он был старейшим, и это чувствовалось.

– Какой страж не справился?

Может, Рамадон и был своеобразным, но устрашающим я бы никогда его не назвала. До этого момента. Кажется, у него и Кинтаны тоже было общее прошлое.

– У тебя стало так плохо с памятью, хронист? – насмешничал пленник. – Кто тогда должен был охотиться на королеву?

Арена зашумела, а у меня возникло очень плохое предчувствие.

«О чем он говорит?»

Окаменевшее выражение лица Люциана подтвердило мои опасения.

«О Танатосе».

– Она порождает верность, она порождает измену. По кровавой тропе следом каждый пойдет за нею, – негромко пропел Кинтана. Видимо, Дариус тоже вышел из себя. Как до этого Немидес, праймус перепрыгнул балюстраду и встал рядом с ним.

– Он лжет. Мара мертва. Я сам видел, как Танатос ее испепелил, – прорычал он. Кинтана замотал патлатой головой и снова захихикал:

– Заморочит глаза красота, но внутри лишь одна пустота.

Не раскусит кто блеск тот нарядный, будет обманут ей беспощадно.

– Довольно! – взревел Немидес. – Скажи мне то, что я хочу узнать, или будешь страдать сильнее, чем последнюю тысячу лет в Тихом омуте.

Тысячу лет?! Ничего себе. Ничего удивительного, что этот мужик спятил.

Кинтана вдруг резко успокоился. Словно всё его сумасшествие было обычным маскарадом.

– Это вам не поможет… – проговорил он. Его голос сочился сарказмом. – Но, конечно же, я склонюсь перед твоей волей, Немидес.

Такая внезапная серьезность почему-то только усилила сложившееся впечатление абсолютного безумца. Но если раньше он попадал в категорию «хочется пожалеть», то сейчас в нем проснулось что-то от серийного маньяка. Серийного маньяка, который оценивающе разглядывал меня, словно я была его следующей жертвой. Зловещим голосом он начал скандировать:

Потеряна, но не забыта, как пленницу охраняют.

Внутри нее сокрыты тени, а ночь ее скрывает.

Неугасимая звезда конец тем временам объявит.

Конец и вместе с тем… великой тьмы начало.

Наследник – кровь от крови – вырвет ее из темницы.

Путь к ней ему укажет сумрак, должно лишь сердце разбиться.

Королева вернется, королева проснется,

Но, возможно, конец ей придет,

Если только бессмертное пламя силу свою обретет.

Глава 11

Жертвенный ягненок

Я могла только восхищаться кусочками головоломки, которые вставали на свои места. Хотя полноценная картина еще не вырисовывалась, но кто-то однозначно дергал за ниточки. Кто-то знающий. При следующей встрече Тристану определенно придется ответить мне на пару вопросов.

– Нет! – завопил Кинтана. – Я не вернусь назад.

Он повис между Люцианом и Элиасом и сопротивлялся изо всех сил.

Немидес не удостоил его вниманием. После того как прозвучало пророчество, его взгляд помрачнел. Он даже не оспорил приказ Рамадона пока что бросить Кинтану обратно в тюрьму. Вот только спятивший пророк, судя по всему, был с этим категорически не согласен.

– Я бросаю тебе вызов, Немидес! – орал он. – Я бросаю тебе вызов на Тихом омуте. Рамадон будет моим свидетелем!

Стоило его словам прозвучать, как всё стало происходить стремительно. На арене разразился хаос. Я услышала, как закричал Элиас, прежде чем он схватил мистера Росси. Двое других гвардейцев повторили его действия с Гидеоном и Райаном. Пол под моими ногами задрожал и начал опускаться. Вокруг моих лодыжек угрожающе плескалась черная вода. Затем мою талию обвила чья-то рука и потащила меня за собой.

Когда я снова смогла встать на ноги, оказалось, что я уже была на трибунах для зрителей. Люциан так быстро убрал от меня руки, будто я была отравлена. Мистер Росси, которого только что втолкнул сюда Элиас, отметил это коротким кивком. Лишь тогда я сообразила, какой опасной должна была быть ситуация, что Люциан отважился до меня дотронуться.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Думаю, да.

Если не упоминать тот факт, что я скользила в сырых туфлях, издающих хлюпающие звуки, у меня все было превосходно.

– Что случилось? – Я перевела взгляд на затопленную арену. Немидес и Кинтана стояли друг против друга. Блестящая темная жидкость доставала им до колен.

– Когда Рамадон даст разрешение, они будут биться насмерть.

Ответ поступил от Элиаса, который с ничего не выражающим лицом облокотился на перила, чтобы было лучше видно арену. Тревога об отце читалась во всем его виде. Мой взгляд метнулся к Люциану, который выглядел куда меньше обеспокоенным за Немидеса, чем его брат.

– А я считала, только брахионы могут убивать праймусов?

– Дуэль в Критерионе – исключение из правил, – холодно пояснил Люциан. – Тихий омут блокирует их силы. Они не могут исцеляться или покидать тела.

– Это делает их смертными? – присоединился к нам Райан. Было тяжело не заметить энтузиазм в его голосе. Все, что касалось оружия, соревнований и сражений, было его пунктиком. Люциан подозрительно на него взглянул.

– Он не предназначен для людей, – предупредил он. – Подумай об этом, прежде чем вызывать на дуэль следующего праймуса, который тебе попадется.

– Жаль, – проворчал татуированный охотник.

Рамадон повысил голос:

– Кинтана, из всех старейшин ты призвал меня следить за этой дуэлью. Назови мне причины этого вызова, и я решу, достойны ли они.

– 1271 год несправедливого заключения должен быть достойной причиной, – процедил Кинтана.

– Над тобой был суд, – возразил Рамадон.

– Да, где Немидес был одновременно обвинителем и судьей. Он видел во мне угрозу своей власти и убрал меня с дороги.

Крики публики стали громче, но наблюдатели все еще колебались, чью сторону им принять.

Хронист переводил взгляд с одного противника на другого, словно взвешивая аргументы Кинтаны.

– Твой вызов услышан и принят, – вынес он наконец решение. – Судьба решит, кто покинет Критерион живым. Да будет мудр ее выбор.

С этими словами Рамадон передал каждому из соперников по ациаму. В тот же миг вся одежда сидящих на трибунах праймусов сменила цвет. Как странная цепная реакция. Из черной ткань обращалась в кроваво-красную. Элиас аккуратно взял меня за плечи, и под его пальцами насыщенный алый цвет растекся по моему платью.

– Черный для аудиенций Верховного Совета. Красный – для казней или битв на жизнь и на смерть, – прошептал мне брат Люциана. – Они сражаются оружием