Отказ Константинополя принять «Венскую ноту» в первоначальной редакции возмутил Николая I и его двор. Теперь уже российская дипломатия обвиняла «турок и их иностранных советников». Царь наотрез отказался идти на какие-либо уступки туркам[1226]. Дальнейшие усилия Буоля и дипломатов великих держав усадить за стол переговоров Россию и Турцию ни к чему не привели. Более того, Англия и Франция стали склоняться к односторонней поддержке Османской империи.

В конце сентября — начале октября 1853 года Николай I посетил Австрию и Пруссию, где встретился с Францем Иосифом и Фридрихом Вильгельмом IV. В ходе бесед с монархами и государственными деятелями двух государств царь пытался заручиться их поддержкой. Однако самое большее, чего он смог добиться, это слова о нейтралитете, который мог перерасти в поддержку стран, выступавших против России. О состоянии Николая I в этот момент свидетельствует следующий отрывок из его письма графу Ивану Паскевичу: «Австрии трудно, много забот по Италии и Венгрии; этим извинить можно только ее нейтралитет. Пруссия дрожит при виде Франции и Англии. Вот наши союзники. И то хорошо, что не пристают, по крайней мере, к врагам»[1227].

К началу октября 1853 года ситуация в Турции стала полностью благоприятствовать тем силам, которые считали войну с Россией единственно верным решением. Недалеко от Проливов стоял мощный англо-французский флот, дипломатический корпус в Константинополе поддерживал турецкое правительство, общественное мнение в Европе было на стороне Османской империи, а подданные султана были настроены весьма воинственно. Султан Абдул-Меджид созвал Большой совет, который в конце сентября рекомендовал начать военные действия.

8 октября 1853 года турецкий главнокомандующий на Балканах Омер-паша потребовал от командующего русскими войсками в Молдавии и Валахии Михаила Горчакова в пятнадцатидневный срок вывести войска из княжеств[1228].

16 октября султан Абдул-Меджид объявил о состоянии войны с Россией[1229].

22 октября в Проливы вошла союзная эскадра.

23 октября турецкие войска переправились через Дунай и начали военные действия против русских войск.

1 ноября Николай I подписал Манифест о войне с Османской империей[1230], в котором объяснил свое видение сложившейся ситуации тем, что

Таким образом, Российская и Османская империи находились в состоянии войны. Боевые действия развернулись в дунайских княжествах и в Закавказье.

В это время Франция и Англия опять поменялись ролями. Если Париж всячески подстегивал ситуацию, отбросив уже любые мысли о мирном урегулировании, а де Лакур стал «ястребом», требуя незамедлительного ввода боевых кораблей в Проливы, то Лондон до последнего противился мысли нарушить конвенцию 1841 года, а Стрэтфорд-Каннинг пытался умерить пыл французского коллеги.

30 ноября 1853 года русская эскадра под командованием вице-адмирала Павла Нахимова неожиданно появилась в Синопской бухте на южном побережье Черного моря и в ходе трехчасового боя полностью уничтожила находившуюся там турецкую эскадру. Это было последнее сражение эпохи парусных флотов. В результате Синопского сражения перевес на Черном море перешел к российскому флоту.

Однако это событие было с негодованием встречено в Западной Европе. Общественное мнение и пресса со всей страстью задавались вопросом: как союзные корабли могли допустить, чтобы на Черном море творилось «форменное избиение»[1231] флота страны, которую Англия и Франция призывали защищать. Политики считали нецивилизованным варварское уничтожение турецкого флота в сотнях миль от дунайских княжеств, где происходили основные боевые действия.

В правительствах обоих государств склонялись к тому, что участие в войне против России становится неизбежным. Однако были и сдерживавшие факторы, которые препятствовали странам окончательно сорваться в пропасть войны. В Великобритании часть деловых кругов была настроена явно антимилитаристски. Любая война — это убытки, препятствия для свободной торговли, замедление деловой активности. Британия имела обширные торговые связи с Российской империей. Россия покупала английскую промышленную продукцию и поставляла сырье. Разрыв неминуемо приводил к тому, что огромный рынок восточноевропейского государства закрывался для английских предпринимателей.

Не все гладко было и в Париже. Хотя, с одной стороны, по словам Трубецкого, «Наполеон пребывал в превосходном настроении: связи между Францией и Британией крепли, и этот дипломатический успех был достоин его славного имени. Но он и не думал останавливаться — Наполеону нужна была война, ибо только она могла осенить его воинской славой. Успех в войне не только укрепит положение французского императора в Европе, но и благоприятно повлияет на внутренние дела в стране. Победа над Россией реабилитирует Францию после поражения его дяди, а также заставит людей забыть о нарушении Луи Наполеоном клятвы 2 декабря 1851 года и последовавшем за переворотом кровопролитии. Да, война была ему необходима»[1232]. С другой стороны, британский посол во Франции Коули обращал внимание своего правительства на то, что настроения в Париже были весьма переменчивы и императорское правительство будет готово пойти на переговоры с русским кабинетом даже за спиной Британии и Турции[1233].