Он так ждал возраста мужества, мечтая дать строй и порядокобрывкам подхваченных знаний, постичь то необозримое в себе и вокруг, что даётправо называться воином и мужчиной…

В ночь разгрома Межамир погиб от стрелы, ударившей в спину.Его так и не взяли мечом, но, один против многих, он не уследил за стрелком,подобравшимся сзади. А сын кузнеца, когда справилась душа с первым отчаяниемневоли, понял: ту стрелу, не иначе, направили милосердные Боги. Что сталось быс отцом, начни Людоед добиваться от него рабской работы?.. В другой клеткесидел бы, напротив Тилорна?..

В каменоломне Серый Пёс изумил сотоварищей, заведя странноеобыкновение: когда заканчивался дневной урок и измочаленные люди замертвооседали на каменный пол, чтобы кое-как прожевать безвкусную пищу и немедляуснуть, костлявый юнец принимался скакать туда-сюда, размахивая воображаемыммечом. Сначала в него швыряли обломками породы: громыхание цепей не давалоуснуть. Потом однажды его подозвал молчаливый мономатанец с теломблестяще-чёрным, словно выточенным из камня кровавика. Рудничный кашель ужедобивал его, догрызал последние клочки лёгких.

«Я был воином, – сказал он Серому Псу. – Смотри,как это делается у нас…»

Мономатанец умер через два дня. Он стал первым из многихнаставников, встреченных Серым Псом за семь лет в неволе. Правда, их наука малопомогала ему в бесконечных драках с надсмотрщиками. Потому что воображаемыйпротивник так же отличается от настоящего, как мысль о смерти – от Неё Самой. Иещё потому, что очень мало народов создало боевые ухватки в расчете на колодкии цепи, и Серый Пёс в то время о них даже не подозревал…

Ночью Мыш обнаружил под притолокой щель, выбрался наружу иотправился на охоту. Проснувшись перед рассветом, Волкодав спустил босые ногина берестяной пол, тщательно расчесал волосы костяным гребешком, встал наколени и начал молиться. Вообще-то венны редко падали ниц перед своими Богами.Ибо Светлые Боги хотят, чтобы люди тянулись к ним ввысь, а не ползали на брюхеот страха. Но теперь Волкодав звал не Богов. Он разговаривал со своиминаставниками. А наставник – это такой же человек, как ты сам, только мудрее илучше. И оттого перед ним не грех склонить голову и колени.

Вернувшийся Мыш возбуждённо заверещал, повиснув над головойВолкодава. Венн подставил ему ладонь. К лапке зверька был привязан клочокберёсты, крепко перетянутый ниткой.

«Милый наш Волкодав! – с бьющимся сердцем разобрал ончёткие сольвеннские буквы. – Мы так любим тебя. Ты обязательно победишь. Аза нас не беспокойся».

Подписи не было, но венн в ней не нуждался. Как ни убогабыла его грамотность, руку Ниилит он узнал бы из тысячи.

Никто никогда не присылал ему писем… Он захотел прочитатьзаписку ещё раз, но строчки отчего-то расплылись перед глазами.

Середину торговой площади Галирада никогда не загромождалилотки и палатки. И деревянная мостовая здесь была не бревенчатая и даже недощатая, как вблизи крома. Середину площади выстилали дубовые шестиугольныешашки. Там висело на двух столбах звонкое било, которым призывали народнесправедливо обиженные. Там, на разостланном ковре, помещался столецгосударыни кнесинки, когда она принимала вновь прибывших купцов. Там ставилисвой помост жрецы, возвещавшие истины Богов-Близнецов. Там совершался и суд,если речь шла о деле значительном. Не о простой тяжбе, как тогда у Волкодава сВарохом.

Сегодняшнее дело, без сомнения, требовало присмотра Богов.И, конечно, присутствия всех горожан от мала до велика. Безродный телохранителькнесинки обвинял знатного боярина в умысле против молодой государыни. И дажевызвал его на поединок, хотя у самого – все это видели – правая рука висела влубке. Крепко, значит, веровал и в себя, и в свою правоту. Что-то будет!..

Людей, точивших зуб на Лучезара Лугинича, в городе былопредостаточно. Зато нелюдимый венн, как это ни удивительно, успел приобрестигорячих сторонников. И в вельхском конце, и на ремесленных улицах, и средигородской стражи. И даже в дружине. Народ ещё до рассвета запрудил торговуюплощадь. Молодёжь, как водится, запаслась калёными орехами и печеньем. Тех, ктоне захватил из дому, рады были снабдить смекалистые лотошники. Старики вынеслискладные скамеечки. Люди ждали.

Как только поднялось солнце, со стороны крома показалосьторжественное шествие. Самым первым, на любимом гнедом жеребце, рысил ГлуздНесмеянович, мрачный как туча. Следом за кнесом – боярин Крут и избраннаядружина. Посреди дружины ехали двое поединщиков. Лучезар на своём вороном, сКанаоном и Плишкой в оруженосцах. И Волкодав на Серке. Атталик, сосредоточенныйи бледный после бессонной ночи, вёз его меч. Ночью мальчишка отважилсявыдвинуть его на полпальца из ножен и рассмотреть узор на чудесном клинке.Теперь он боялся, как бы Боги не прогневались за своеволие. Хорошо хоть, что недерзнул прикоснуться! Воительница Эртан сохраняла круглый красный щит работымастера Вароха. Щит, правда, ехал на площадь больше для порядка и красоты.Чтобы держать его в схватке с врагом, требуется рука. А рука у Волкодава нынчебыла одна.

Волкодав плавно приподнимался и опускался в седле, стараясьне растрясти больное плечо. И так сейчас мало не будет, зачем вередить зря. Онзорко обшаривал взглядом толпу, ища знакомые лица. Знакомых лиц пока былонемного. Разве что мальчишка-булочник с лотком на ремённой перевязи. Те, кто всамом деле собирался пожелать ему удачи в бою, наверняка уже обосновались наплощади. Волкодав искренне удивился, заметив, что ему махали руками люди, скоторыми он ни разу даже не здоровался. Он поразмыслил и приписал это всеобщейнелюбви к боярину Лучезару.

Галирадские жрецы не посягали на непременное посредничествомежду людьми и Богами. Они лишь вычертили на шершавой мостовой площади ровныйкруг для поединка, вычертили дубовым углём, нарочно принесённым из святилища вмаленькой жаровне. Народ только диву давался: жрецы, молодой и постарше, бралирдеющие угли голыми пальцами и не обжигались. Место Божьего Суда должно былобыть чисто. А злая сила, как известно, ничего так не бежит, как огня, железа идоброго дуба.

Выехав на площадь, поединщики спешились и встали перед кнесом,уже занявшим подобающее место на красном стольце. Волкодаву показалось, чтоГлузду Несмеяновичу было одинаково тошно смотреть и на него, и на Левого. Ужчего тут не понять! Является висельник из тех, о ком в Галираде говорят никто извать никак, и заявляет, будто человек, которого ты вырастил у себя на коленях,вздумал против тебя умышлять. Да ещё берётся это доказывать!..

Кнес кивнул Круту, и боярин стал говорить.

Многие из горожан вчера ходили на берег, остальные былиподробно наслышаны. Однако Правда требовала подробно огласить дело. Крутнапомнил народу, как собирали для кнесинки охранный отряд, как поставилиЛучезара над ним воеводой. И о том, как молодая государыня наняла себе втелохранители венна, именуемого Волкодавом. И пожелала, чтобы он непременносопровождал её в путешествии.