— Да.

— Перестань сопротивляться, — сказалНатэниел, — пусти все на самотёк.

— Нет, — начала отвечать я, но он положил пальцымне на губы.

— Тише, Анита. Ты можешь питаться от нас обоих, и этоменя так сильно не опустошит. Не слишком полезно, но не катастрофа. Перестаньупираться, и зверь, быть может, тоже перестанет.

Я открыла рот, но его пальцы все ещё лежали у меня на губах,и он сунул их внутрь, играя на краях губ. Это движение оборвало мою репликунадёжнее чего угодно. Я осталась лежать, ощущая, как играют его пальцы у меняна губах, нежно и чувственно.

— Перестань цепляться, Анита, просто отпусти руки. Мытебя подхватим.

Джейсон пододвинулся ближе:

— Анита, я здесь. Я не допущу, чтобы с Натэниеломчто-нибудь случилось. Обещаю. — Он прильнул лицом к моему лбу. — Унас получится, Анита, но ты перестань цепляться. Нас тут двое, чтобы тебяподхватить.

Легко сказать — перестань цепляться. Это не в моихпривычках. Я даже не знала, умею ли я это делать. Как это — перестать? Какотпустить руки и начать падать, веря, что тебя кто-то другой подхватит? И приэтом ни тебе плохо не сделают, ни сами не покалечатся. Верю ли я настолькоДжейсону и Натэниелу? Вроде бы.

А верю ли я настолько вообще кому-нибудь? Может быть. Ладно,честно говоря, нет. Я набрала побольше воздуху, медленно его выдохнула — иотпустила. Отпустила, веря. Веря, вопреки тому голосочку, что визжал во мнешёпотом: «Дура, дура, дура!»

Ад — это когти и зубы, и дерущиеся тела. Я вонзила зубы вчью-то грудь, захватив побольше мяса, и стала жевать. Хотелось мяса. Хотелосьжрать, и леопардиха вопила, что если мы их не убьём, они убьют нас. «Отпустируки», — сказали они, и я отпустила, и теперь не зверь рвался наружу, а ясама оказалась зверьком в западне, откуда нет выхода.

Мной овладела та часть моей сути, что желала мяса и крови,для которой драка была средним между сексом и едой. Я всегда думала, что бытьживотным — это жить мирно, но мира не было. Было проще, но мирно не было.

Действительность воспринималась отрывками. Вкус крови ворту. Ощущение зубов, входящих в чужую плоть. Ногти, раздирающие чьё-то тело. Ялежала на животе, не могла двинуться. Не могла. Кто-то лежал у меня на спине,кто-то держал руки, нельзя было шевельнуться. Зубы на моей шее сзади. Мигослепляющей паники, потом — мир и покой. Как тогда у меня в кабинете, когдаменя кусал Натэниел. Мир и покой.

Джейсон стоял передо мной на коленях, рядом с кроватью,держа за руки. Левая сторона лица у него превратилась в кровавую кашу, и якак-то отстраненно поняла, что это я его ногтями. Глаза его болезненно мигалииз круга кровавых борозд. На руках остались следы укусов и царапин, он былбудто в красных перчатках до плеч. И живот, и грудь у него тоже были в крови.

Зубы Натэниела у меня на шее сомкнулись чуть жёстче, и уменя затрепетали веки, а когда он зарычал, не выпуская меня из зубов, я сталаизвиваться под ним, не сопротивляясь, а предлагая. Джейсон заговорил, при этому него изо рта потекла струйка крови.

— В следующий раз надо будет тебя связать.

Натэниел зарычал — не думаю, что на меня.

Джейсон посмотрел на него поверх меня и сказал:

— Ладно, ладно. Анита, отдай мне своего зверя. Дай мнепроглотить его.

Он подался ко мне, и кровь, дрожащая у него на губах, менязаворожила. Я напряглась потянуться к этой капле, но зубы Натэниела остановилименя, заставили ждать, пока губы Джейсона не придвинутся ко мне.

А он остановился так, что чуть-чуть не дотянуться. Япыталась поднять руки, коснуться его, но он крепче придавил мне запястья к кровати.Потом приложился ко мне ртом, и я не стала целовать его — я слизывала кровь скрая губы.

Он со смехом отодвинулся:

— Ты бы меня сейчас съела, а не целовала.

Но потом снова придвинулся, приоткрыв губы, и я почуяла изорта запах крови. Я его укусила. Припомнилось ощущение его губы у меня междузубов. Я тихо застонала, и он снова засмеялся, таким мужским смехом, и его губыбыли так близко, что я могла дотянуться до них языком. И снова он засмеялсямужским смехом с примесью рычания:

— Ух ты, как она хочет!

Натэниел снова зарычал, не разжимая зубов у меня назагривке. Рычание было низким и глубоким, у меня позвоночник завибрировалкамертоном, я непроизвольно прижалась к Натэниелу. Ртом я потянулась кДжейсону, но тело предлагало себя тому твёрдому, что давило на него сверху.

— Ладно, но если она мне откусит язык, я будунедоволен.

И Джейсон прижался ко мне губами, но я не попыталась егоукусить, потому что рот его был полон крови и мясного вкуса. Я уже начала этутрапезу, и хотела только её закончить.

Зверь мой был уже здесь, прямо у меня под кожей, и толькохватка Натэниела заставляла его вести себя спокойно. Вкус свежей крови и мяса,ощущение рта Джейсона вплотную к моему зажгли зверя огнём. Я чувствовала, какварюсь в этом жаре, будто кожа моя содержит что-то куда более жаркое, чем телочеловека. Что-то было почти здесь, почти готовое, почти…

Натэниел поднял рот, и только его вес и руки Джейсонаудерживали меня на месте. Натэниел что-то шепнул мне в шею, кажется, «давай».Но не уверена, потому что мой зверь бросился.

Он жаром взметнулся вверх по позвоночнику. Он вылился изорта прямо в рот Джейсона, обжигая, заставив вервольфа закинуть голову ивскрикнуть, а тело Натэниела выгнулось на мне дугой, и он тоже закричал. Мойзверь пронзил их обоих как меч. Я вливала в них энергию, пока они оба ею невзорвались.

Я видела, как расселась кожа у Джейсона, ощутила, какзадрожал на мне Натэниел. Вот они только что были здесь, а теперь я утопаю вжидкости, тёплой-тёплой, будто меня макнули в свежую кровь, только это не былакровь. Жидкость была прозрачной и вязкой — та жидкость, которую выделяют изтела оборотни, перекидываясь из одной формы в другую.

Жидкость покрыла меня, капала с меня, а когти Джейсона всеещё прижимали мне руки, я не могла стереть её с лица. Я заморгала, пытаясьразглядеть склонившегося передо мной человеко-волка. Мех у него был сухой, каквсегда бывает, как по волшебству. Я смотрела в волчьи глаза цвета весеннейтравки. Густой мех переливался оттенками светло-серого. Он открыл пасть,опустил челюсть длиннее человеческой, с такими зубами, что любой волк мог быпозавидовать. Невероятно длинный язык облизал эти зубы, и волк уставился наменя глазами, в которых было такое, о чем я только начинала догадываться.

Когтистая лапа вминалась в скомканные простыни, и была эталапа мохнатой человеческой рукой. Я обернулась, медленно, как в фильме ужасов,когда знаешь, что у тебя за спиной, но не можешь удержаться, чтобы непосмотреть. Не можешь не посмотреть, вопреки этой тяжести и ощущению на тебемохнатого тела. Я знала, что увижу, и все же обернулась.