Я машинально оглянулась. На пороге кухнистояла прехорошенькая блондиночка. Маленькое треугольное личико обрамлялилегкие кудрявые волосы. Фарфорово-нежная кожа делала ее похожей на ангела.Впечатление портили глаза. У молоденькой девочки был взгляд изрядно пожившей,прожженной бабы: тяжелый, неподвижный и злобный.

Дима моментально отложил запретный фрукт изачирикал:

– Не сердись, котеночек, простоперекусил.

– “Просто перекусил”! – передразнилкотеночек. – Иди в спальню, мама зовет.

Парень покорно понес слоновье тело в коридор.Девица соизволила заметить нас и процедила сквозь зубы:

– Жанна, Виолетта Сергеевна просилапередать, что гости придут к восьми.

Потом резко повернулась на каблуках и ушла.Жанна вздохнула:

– Видала! Вот уж фурия!

– Кто это?

– Марго, Димина жена. Только не думай,пожалуйста, что благородных кровей. Она на самом деле из Зажопинска вМосковской области. Учится на четвертом курсе в институте, где Дима преподает.

– Дима преподает?

– Ага. Экономику, он у нас кандидат наук.Так вот Ритке, ее на самом деле Маргарита Ковалева зовут, очень хотелось вМоскве остаться, а Альберт Владимирович мечтал женить Диму. Вот девчонке иподфартило – теперь она Марго Павловская, место в аспирантуре, кандидатская ихорошая работа обеспечены. Представляешь, каково с таким бегемотом в постели, унего небось одно место из-под живота не высовывается, вот она и злится. Всеходергивает, нос задирает, как же – из грязи в князи.

Она внезапно замолчала – в кухню вошлаВиолетта Сергеевна.

– Деточка, – умилилась старушка, – вы ещездесь. Надо отдохнуть, отнесите Светочке обед и сразу домой, на диванчик, скнижечкой, уж я-то знаю, как трудно эту квартиру убирать. Просто страдаю оттакого количества комнат. И зачем нам столько? Давно прошу АльбертаВладимировича разменять, очень тяжело содержать в порядке.

– Почему же не уедете в другую, поменьше?– притворилась я идиоткой. Виолетта вздохнула:

– Как-нибудь, душенька, расскажу вам, вкакую неприятную историю попала Светочка, когда решила продать свою квартиру!Спасибо, друзья помогли. Жанночка, например, на суде выступала, столько нервовсебе испортила. Они с Кларочкой тогда просто здоровья не пожалели, милыедевочки.

Профессорша стала накладывать в банку новуюпорцию мяса, она отвернулась к плите и загремела крышками. “Милая девочка”глянула на спину старушки с такой ненавистью, что казалось, нарядная блузкаВиолетты сейчас загорится.

Я тащила две огромные сумки к смертельнобольной Свете и размышляла. Профессорша упомянула, что на суде им помогли Жаннаи Клара, но, насколько помню, с их стороны выступали три женщины. Почему онаничего не сказала о Виктории Пановой, кстати, тоже сотруднице института

Павловского?

Сегодня у Светы дверь открыл мужчина. Онгалантно снял с меня потрепанную куртку, подхватил свинцовые торбы и легко внесих на кухню.

– Кофе хотите? – спросил он.

– С удовольствием, – обрадовалась я.

– А бутербродик с колбаской?

Я была согласна на все. Ловкими артистическимидвижениями хозяин открыл холодильник, вытащил салями и в два счета соорудилчудесные сандвичи. Обычно мужчины режут хлеб толстыми ломтями, а сверху наваливаютне менее толстые куски колбасы. Но передо мной на тарелочке лежали небутерброды, а произведения искусства – тоненькие кругляшки батона, папироснонаструганная салями, сверху – аккуратные дольки соленого огурца, помидора иветочка петрушки. Кофе превзошел все ожидания – крепкий, вкусный, настоящиймокко.

– Ну, – заулыбался мужчина, – будемзнакомы: Валерий Фокин, муж Светланы Альбертовны. Значит, теперь вы уПавловских в рабах служите?

Просто удивительно, где они только находяттаких красивых аспиранток?

– Рада помочь Виолетте Сергеевне, –парировала я.

Валерий взглянул на меня повнимательней ирасхохотался.

– Конечно, конечно. Вы не толькокрасавица, но еще и добрый, интеллигентный человек. Но не волнуйтесь, тестьвсегда держит данное слово, если не злить его, конечно. Годик побегаете ссумками, зато потом какие перспективы: кандидатская, хорошая работа, почет иуважение. Сами откуда?

– Из Казани.

– Прекрасно, там у Алика все схвачено.Устроит потом в университет, главное, не забывайте академика со всемипраздниками поздравлять, злопамятен, как слон.

Я молча пила кофе, жалея, что в целяхконспирации оставила любимые “Голуаз” в машине. Валера истолковал мое молчаниепо-своему и хмыкнул:

– Вам нечего меня стесняться. Сампродался Павловским с потрохами за сладкую косточку, вот теперь и мучаюсь.Светлана жена аховая, а уйти боюсь. Альберт Владимирович только пальцемшевельнет, и от меня мокрое место останется. Так что мы с вами товарищи понесчастью, только вам лучше: оттарабаните год, и домой, а у меня бессрочнаякаторга. Никому, абсолютно никому не нужен, у Светки уже давно другой мужикесть, но Альберт Владимирович противник разводов. Так и живем.

Он картинно вздохнул и откинул со лбаесенинскую прядь волос. Я глядела на него во все глаза. Замуж выходила четырераза, и в моей жизни побывали почти все основные категории мужчин: бабник,алкоголик, хам, лентяй. Настоящий семьянин, крепкое плечо не попался ни разу.Ну не повезло. Речи о тяжелой семейной жизни, об одиночестве и непонятости пелсвоим подружкам мой первый супруг Костик. Каких только пороков он во мне ненаходил: больная, старая, злая, ворчливая… И главное, все правда. В первомбраке мучили мигрени, да и была я старше Костика на целых полгода. Непонятнымоставалось одно: зачем надо было жить со мной целых три года?

Валера подсел поближе. Но тут хлопнула дверь.Ловелас отскочил в противоположный угол. Через пару минут в кухню тяжелым шагомвошла супруга. Ох, не надо ей носить обтягивающие джинсы. Лучше всего платье“татьянка”, фасон для беременных, потому что в дорогих “Levi`s” Светочкавыглядела устрашающе. В профиль казалось, что по ней проехал паровой каток:гигантские бедра и огромная плоская попа. Большая грудь, обтянутая эластичнойсиреневой водолазкой, навевала воспоминания о воздушных шарах, по бокамвыпирали крупные валики жира.

Светочка окинула строгим взором кофейныечашки, недоеденные бутерброды и тоненьким голосом прошипела:

– Дорогой, ты помнишь о встрече сРукавишниковым?

Валера хлопнул себя ладонью по лбу и вышел изкухни.

Света поглядела на меня взглядом гюрзы, и яневольно поежилась.