никого спасать, так как люди давным-давно его забыли. Бог говорил: «Коль хошь спастись – спасайся сам, а зря не прись ты к небесам». Бог упрекал человека за то, что тот на земле сам наделал себе богов, пророков да святых. «Ну, там и требуйте от них, а я не выжил из ума, чтобы нос совать в ваши дела. Вас там и черт не разберет и не поймет, кто что поет: что ни тиран, то весь в звездах и держит власть в своих руках...» Бог велел жить на земле и не сквернить небес, а то он в самом деле слезет на землю и выгонит всех с планеты...

Косте представилась картина: лысый бог-старичок с белой бородой выгоняет людей с земли поганой метлой. Сам того не замечая, Костя широко улыбался. Стоявший рядом Женька Драверт прошипел: «Вот скажу директору, что ты смеешься на молитве».

Костя очнулся. По-прежнему раздавался певучий голос отца Филарета, он призывал учеников рассказать родителям обо всем, что они услышали от него сегодня.

Едва отец Филарет закончил речь, директор подал знак рукой. Володька Потехин, сделав два шага вперед, начал баском читать молитву: «Преблагий господи, ниспосли нам благодать духа твоего святого, царствующего и укрепляющего душевные наши силы...»

«И как это он запомнил такие слова?» – думал Костя.

А купеческий сын продолжал: «Дабы, внимая преподаваемому нам учению, возросли мы тебе, нашему создателю, на славу, родителям нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу...»

Ученики крестились. Кузя стоял позади Женьки и старательно мелом выводил на его спине кривую рожицу.

– Разойтись по классам! – раздался писклявый голос директора.

* * *

На первый урок в шестой класс пришла Лидия Ивановна. Школьникам казалось, что она еще больше ссутулилась и состарилась за это лето, глаза ее будто потемнели, прибавилось морщин.

– Мы живем в трудное время, дети! – начала она неожиданно молодым и твердым голосом. И вот уже посветлели се глаза и будто разгладились морщинки.

– Может быть, вы скоро станете свидетелями больших событий. Впрочем, не только свидетелями, но и участниками. И я хочу в первый день нового учебного года пожелать всем вам успехов. Приобретайте знания, с ними вам будет легче во всякой борьбе. Учитесь. Хорошо учитесь! А теперь мы займемся...

Женька Драверт поднял руку с обгрызенными ногтями.

– Что тебе? – спросила Лидия Ивановна, недовольная тем, что ее прервали.

– Я не буду сидеть на одной парте с Кравченко! – обиженно буркнул Драверт, шлепая толстыми губами.

– Почему?

– Он мне не пара!

– Вот как!

С несвойственной ее возрасту быстротой учительница встала со стула и подошла к Драверту.

– Во-первых, почему ты сидишь?!

Драверт нехотя поднялся, отвалившись всем телом на спинку парты.

– А во-вторых, – продолжала Лидия Ивановна, – кого же тебе надо в соседи?

Драверт молчал, грызя ноготь.

– Кого же тебе надо? – повторила учительница.

– Мой папа машинист пассажирских поездов, а у него кто? – Драверт покосился на Костю. Его презрительный взгляд задержался на черной сатиновой рубахе с заплатами на локтях. Пальцы левой руки Драверта прошлись по светлым пуговицам своей гимнастерки, сшитой из серого сукна.

– Кравченко, кто твой папа? – мягко спросила Лидия Ивановна.

Костя встал и, держась за крышку парты, сказал:

– Мой папа был ремонтным рабочим, потом строил тоннели вокруг Байкала, был еще стрелочником, а теперь кондуктор!

– Так в чем же дело, Драверт? – холодно спросила учительница.

Но ответил Костя;

– Его отец, Лидия Ивановна, ходит в белых перчатках, его называют «господин механик». И фамилия у него особая. Женька сам говорил, что его дедушка и бабушка дворянского рода...

– Садитесь! – спокойно продолжала Лидия Ивановна. – Здесь все ученики и все одинаковы. Ты, Драверт, будешь сидеть рядом с Кравченко – вы с ним по росту подходите...

Она прошла к столу и обратилась ко всем ученикам;

– Так вот, начнем урок... Пусть каждый из вас вспомнит и расскажет нам, что интересного прочел он за летние каникулы. Может быть, кто-нибудь выучил наизусть стихотворение. Кто же первый? Спорщики, вы не начнете?

Весь класс повернул головы к задней парте.

Драверт толкнул Костю локтем в бок, что означало – дай дороги, вылез из-за парты и лениво пошел к доске.

Он ухватился обеими руками за пояс, уставился куда-то в потолок, закачался, как маятник, и уныло задудел басом:

Колокольчики мои, цветики степные!

Что глядите на меня, темно-голубые!

И о чем...

– Ио чем ты только думаешь, Драверт? – Лидия Ивановна подняла на ученика удивленные глаза. – Помнится мне, что и в прошлом году после каникул ты читал эти же стихи. Не надоело? Садись, колокольчик!

По классу пробежал легкий смешок.

Пока Женька Драверт стоял у доски. Костя думал, что же ему читать. Опять перед глазами поплыли страницы конторской книги с отцовскими записями. Есть там большое стихотворение про Малюту Скуратова, как он пытал в подземелье людей, посыпая их раны солью. Хорошо бы его рассказать, но Костя знает лишь несколько строк. Вот разве басню. Писал ее какой-то Демьян Бедный.

– Константин Кравченко! – слышится голос Лидии Ивановны.

Пропуская Драверта на место, Костя ткнул его в бок и пошел к доске. Он посмотрел на ребят. Васюрка подался вперед, пухлые губы его расплылись в улыбке. Вера Горяева так и впилась в Костю глазами. Чего она волнуется? Костя посмотрел на учительницу, увидел ободряющий взгляд ее голубых глаз, облизнул пересохшие губы и начал очень громко:

– Сочинение Демьяна Бедного...

И вдруг Костя запнулся – забыл заглавие. Помявшись, он сочинил его сам:

– «Война!».

В басне говорилось о том, как на господской даче барчуки, набрав еловых шишек, решили поиграть в войну. Они наняли крестьянских ребятишек изображать врагов. Когда началось сражение, деревенские ребята здорово поколотили барчуков...

Сошлись враги. Увлекшись боем,

Деревня перла напролом:

«Жарь под микитки! Бей колом!»

Барчата взвыли диким воем,

На крик сбежались их отцы.

«Ах, псы! Ах, подлецы!

За медный грош убить готовы, супостаты!»

«Да разве ж, – издали ребятушки кричат, –

Да разве ж чем мы виноваты?

Мы платы силою не брали у барчат!

Мы б их избили и без платы»...

– кричал вдохновенно Костя. Лоб его покрылся испариной, вихор воинственно торчал.

Класс задвигался, зашумел. Все одобряли