Костю, и только Женька Драверт отвернулся к окну, показывая багровую толстую шею. В глазах Лидии Ивановны играли веселые голубые огоньки. Но когда Костя кончил, они вдруг потухли.

– Неинтересную басню выучил ты, Кравченко, – скала она. – Зачем же опять про войну, про драку? Вы и так каждый день воюете между собой... Ну что же, садись, вояка!

Направляясь к парте, Костя увидел, что свои ребята дружески подмигивали ему, а Женька злорадствовал, потирая руки.

После уроков Лидия Ивановна задержала Костю и спросила:

– Где ты взял басню? Кстати, она называется «Барчуки» и написана в 1912 году.

– Читал в одной папиной книжке!

– Где эта книга сейчас?

Костя замялся, глаза ого забегали.

– Я не знаю...

– Дай мне слово, что ты нигде не будешь читать эту басню. Ты взрослый мальчик и понимаешь, что происходит. Я сама попрошу тебя читать ее, когда будет можно, и о Демьяне Бедном расскажу, но теперь нельзя. Ты понял меня?

Костя кивнул.

– И еще вот что! Никто не должен знать о нашем разговоре. Можешь сказать об этом только папе.

 

Глава двенадцатая

ТАИНСТВЕННАЯ ЗАПИСКА

Костя Кравченко и Шурка Эдисон сидели на бревне, посматривали на тихо булькающую реку и вполголоса вели разговор о своих делах. Костя беспокоился, что кто-то упорно следит за каждым шагом подпольщиков. Он предлагал некоторое время не собираться и этим сбить противника с толку. Но изобретатель не соглашался сидеть сложа руки, когда в поселке бросили якорь беляки.

– А если нас всех переловят, как мышат? – спросил Костя. – Тогда что?

Пальцами босой ноги Эдисон поддел несколько камешков и, сбросив их в воду, ответил:

– Не переловят – подавятся!

Шурка настороженно оглянулся и добавил чуть слышно:

– Я ночью долго не спал и знаешь, что придумал?

Он подвинулся ближе к Косте.

– Слушай меня, виконт! Мы с тобой сегодня на тайную квартиру пойдем одни, даже Васюрке не скажем. Знаешь, почему? Если ничего не случится, ну... если нас опять не накроют – значит за мной и за тобой никто по следам не ходит. Завтра Индейца позовем, послезавтра можно Проньку или Кузю прихватить. Так всех переберем и узнаем, за кем слежка. Вот тогда квартиру сменим, пусть враги пустую баню караулят. Согласен?

У Кости от таинственности перехватило дух.

– Ладно! Но квартира еще не все! Надо бы нам как-то разговор изменить! – шептал он в самое ухо Шурке.

– Как это изменить? – не понял изобретатель.

– А вот так... Мы должны между собой разговаривать и все понимать, а кто не наш, тот ни черта не разберет, пусть хоть сто лет подслушивает!

Эдисон уныло вздохнул.

– Эх! По-иностранному мы не кумекаем, вот что худо! Немецкий учим, а знаем только дас фенстер да айн, цвай, драй...

– Зачем нам иностранный? – горячо убеждал Костя. – Я недавно книжку читал... Один мужик шиворот навыворот разговаривал, и никто его не понимал. Себя он называл Вогопас Чивомис Камлевап. Думаешь, что это такое?

– Не знаю! – загорелся и Эдисон.

– А тут все просто! – Костя, уже забывшись, говорил громко. – Тут все буквы читаются справа налево. Получается Павел Максимович Сапогов... Проще пареной репы! – Костя, ликуя, засмеялся.

Эдисон с недоумением посмотрел на товарища.

– Что же, по-твоему, и нам так разговаривать? Запутаешься совсем. Вот я... Александр Сергеевич Лежанкин. А буду кто? Постой-ка!

Изобретатель начал писать пальцем на песке.

– Выходит, я Никнажел Чивеегрес Рднаскела?

– Ну и что! А у писателя, который книжку про Дон- Кихота написал, какая фамилия была? Мигель де Сервантес Сааведра... И то ничего!

– Так он же нерусский. А я язык сломаю, пока такое выговорю. Нет, не подходит тайным революционерам такая грамота.

– Да ты погоди! – возмутился Костя. – Вогопас Чивомис только к примеру. Летом я с папой в Читу ездил к дяде, там ребята во время игры чудно так разговаривали и меня научили!

– Чему научили? – недоверчиво спросил Эдисон.

Костя решительно поднялся с бревна.

– Идем в тайную квартиру, а то здесь все-таки опасно.

Через заборы, плетни, по разным огородам ребята добрались до чураковской бани. Эдисон закрыл двери на крючок.

– Ну? – обратился он к Косте. – Как мы будем разговаривать?

Боясь, что Эдисон высмеет новую затею, Костя старался объяснить как можно понятнее. У него выходило все просто. Надо взять какое хочешь слово, разделить его пополам и сначала произнести вторую половину, а затем первую, и никто ничего не поймет... кроме своих подпольщиков, конечно.

– Скажи-ка что-нибудь! – попросил нетерпеливо Эдисон.

– Шли-по мой-до, – сказал Костя.

– Опять Вогопас Чивомис! – Шурка сердито махнул рукой.

– Слушай! – Костя схватил Эдисона за руку, как будто изобретатель собирался бежать. – Скажи несколько раз подряд, вот так: шли-по шли-по... Получается «по-шли». Попробуй теперь сам!

Эдисон пошевелил губами и признался:

– И верно, выходит что-то! Ну-ка еще!

Довольный, Костя продолжал урок:

– Мой-до, мой-до, мой-до... домой!

– И правда, получилось – пошли домой! – обрадовался Эдисон.

– Видишь, как легко! – торжествовал Костя. – Ну-ка скажи по-нашему: «Белые гады!»

– Лые-бе ды-га! – быстро сообразил Эдисон. – Ну, шли-по мой-до!

– Шли-по! – весело подхватил Костя и открыл дверь...

На улице они увидели идущего со станции Кравченко с сундучком в одной руке и фонарем в другой. Парнишки подбежали к нему. Костя хотел взять сундучок, но отец подал фонарь.

– Папа, в эшелонах чехи едут?

– С востока семеновцы, а на восток чехи!

– - Хи-че, хи-че! – сразу же зашептал Эдисон.

На углу он свернул к своему дому и всю дорогу бормотал:

– Хи-че, хи-че! Лые-бе ды-га!

...Костя рассказывал отцу о событиях в школе. Тимофей Ефимович, слушая, ходил по комнате, заложив руки за спину. Временами он останавливался, внимательно смотрел на сына, произносил: «Ишь ты!» – и продолжал ходить. Потом сел рядом и начал говорить. Костя любил такие беседы. Отец обязательно вспомнит свое детство или молодость, поведает о том, чего от других не услышишь...

Тимофей Иванович рассказывал о том времени, когда в Забайкалье прокладывался Великий Сибирский путь.