несколько лет без происшествий. К счастью, пока странствовал со стариком, научился подавлять силу, иначе меня бы уже на первой неделе разоблачили.

Фрейя уехала вчера, слезно распрощавшись напоследок. Я до сих пор ощущал на себе крепкие женские объятия, больше похожие на тиски. Она никогда не скупилась на эмоции, щедро раздавая их каждому, кого повстречает.

Из подвала донесся возмущенный писк беса. Даже поразительно, как тихо он себя вел до отъезда владелицы лавки, в конце концов, насколько я знал, большинство подвидов летунов неразумны. Но кто знает, какую тварь Софи притащила.

Губы растянулись в кривой усмешке. Парад назначили на сегодня, мне даже интересно, что власти станут делать, если все накроется медным тазом. В последнее время ничто не шло так, как надо.

Вчера вечером в одном из удаленных от центра переулке явственно ощущался энергетический след другой нечисти. От воспоминания скрутило кишки, до боли перетянуло рыболовной леской. Зловоние чужака будто осталось на коже, впиталось. Его не перебил вкус дочери пекаря, коей я лакомился после. Тот, другой, совершенно не заботился о собственной безопасности. Он убивал напоказ. Участились случаи странных смертей. Я видел один из трупов: высушенный досуха, он напоминал фарфоровую статую — такой же недвижимый и бледный.

Пока стража охотно валила убийства на исчадий из леса, но всего лишь вопрос времени, когда Орден все поймет и отреагирует должным образом. Мне становилось дурно от мысли, что этот безрассудный глупец может навлечь гнев охотников и на меня. Какого хрена это вообще происходит?! Конечно, в Гении я не единственный, однако никто никогда не пересекал условные границы дозволенного. Нечисть тоже хочет жить и вовсе не желает лишиться головы от заклинания охотника или, что хуже, пыток и завороженного ножа под ребра.

— Пи! — вновь послышалось из подвала.

Я застонал, перекатился с кровати, поднимаясь на ноги. С тех пор, как уехала Фрейя, бес не затыкался ни на минуту. И мои ли это проблемы, если летуну скучно? Вот уж нет. Софи его притащила, так пусть и мучается! Почему меня-то преследует мигрень от этого шума? Будь магом, обязательно накинул бы на комнату заглушающее заклятие. Но я не был. Увы.

Из распахнутого настежь окна подул влажный ветер, колыхнул вычурные старые занавески. Я поежился, сглотнул. Нервозность ощущалась буквально везде: в воздухе, который я судорожно вдыхал, стоило подумать о возвращении охотников; в челюстях, сжатых до скрипа зубов; даже в подрагивающих длинных пальцах. Я не знал, чем мне аукнутся преступления, совершенные в прошлом, и, если честно, узнавать не хотел.

Помню, какого было до того, как повстречал старика Ниви, до того, как приехал в Гению и обжился в лавке. Холод улиц, голодные глаза бедняков без крыши над головой, и то, на что способны люди.

Говорят, нечисть — само зло. Я считаю, люди ничем не лучше. В каждом человеке есть нечто черное, оно ворочается внутри, щерит клыки, ожидая подходящих обстоятельств для пробуждения. И рано или поздно выходит на волю. Это неизбежно случается, порой позже, порой раньше. Те же, кому удалось избежать бед в жизни, попросту счастливчики. Удача и ничего больше. А удача — та еще вредная дрянь.

По окну застучали первые дождевые капли, мысленно возвращая меня во времена скитаний по окраинам Ренью.

Тогда зима только набирала силу. Волей Богов, она обретала мощь постепенно и в тот вечер достигла вершин. Я кутался в объемный шарф, отогревая замерзший нос. Его искололо морозом настолько сильно, что по цвету он напоминал спелый томат.

Район, в котором довелось остановиться, славился бедностью и стремительно растущим уровнем преступности. Но из более благоприятных мест меня прогоняли — никому не нужен слабый ребенок ни как подмастерье, ни как работник по дому. А попрошаек и вовсе терпеть не могли.

Еще тогда я осознал, что на Севере жизни мне не будет. Север не признает слабых, он берет, берет, берет и ничего не отдает взамен. Он покоряется лишь сильным, тому, к кому благосклонны Боги. От меня же они отвернулись еще в момент рождения, ведь существу, возникшему из Грани нет места в этом мире. Ему не положена и капля их любви.

Я вытянул вперед руки, осмотрел обветренные ладони с шелушениями и пятнами от обморожения и сухости. Закусил губу.

Мне не было грустно или печально. Мне не было тоскливо от того, что покинул дом, в котором жил до этого, покинул приютивших меня людей. Рядом со мной им нет места. Я опасен. Опасен и голоден. Настолько, что однажды утром мог бы проснуться и понять, что не оставил в живых никого.

Мне не было страшно. Я ощущал странную мешанину из того, что люди называют эмоциями, но не мог отделить одно от другого и назвать своим именем, потому что все это было мне чуждо. Появляясь на свет, исчадия не имеют ни воспоминаний, ни чувств. У нас нет даже человеческой морали. Мы учимся постепенно, узнаем мир шаг за шагом. И теперь через это довелось пройти и мне.

— Смотри какой! — запричитал проходящий мимо человек. — Глазищи черные — черные! За такого нам не пожалеют звонких монет. Поди сюда, Сивер! Забирай мальца. Не хватало еще, чтоб он тут насмерть замерз. За труп денег не дадут!

— Да у тебя зоркий глаз! И волосы черные. Не здешний, верно.

— Раз не здешний, искать не станут. Забираем и уходим, пока никто не заметил.

Тот, кого назвали Сивером, рассмеялся.

— Ладно тебе! Тут некому звать стражу. Оглянись вокруг! Одни развалины, мусор, нищета. На вызов даже не сразу прибудут.

— Просто не тяни, ладно?

— Как скажешь, — согласился со спутником мужчина.

Он склонился надо мной так низко, что я услышал знакомый смрад болезни. Так пахло в больнице и порой от случайных прохожих. Так пахло от тех, чей срок почти истек.

Мне не было дела до того, куда они собрались меня везти или кому продать. Как и до того, где окажусь позже. Пока мне безумно хотелось есть и согреться, потому что они правы: если останусь на улице еще на день, точно окоченею. И тогда можно будет забыть о любых планах.

Меня привезли в заброшенное здание, где в клетках сидели дети, женщины и иногда — мужчины. Позже к ним пришла ТА аристократка. Из всех она выбрала меня. Как пояснила позже — ей приглянулся мой взгляд. То, что не дрожал, не умолял и не боялся.

Вея искала интересного ребенка. Игрушку, оружие и верного зверя у своих ног в будущем. И, как ошибочно посчитала тогда, — она