– Да-да, все очень вкусно, – ответил Головкин невпопад.

– Мы не торопимся, девушка, – ослепительно улыбнулсяофициантке Сквозняк, – нам надо поговорить.

Она поняла намек и удалилась. Илья Андреевич наконецрешился, залпом осушил стопку водки, быстро отправил в рот кусок копченойосетрины и оливку.

– А потом, – продолжал он, – администраторша сообщила мне,что Курбатов исчез, больше в номере не появлялся. Еще она сказала, что емузвонили из Москвы. Некто, представившийся его братом, разыскивал пана Курбатоваи просил передать, что «номера телефона и факса изменились». Она даже прочиталаи перевела мне записку, которую оставила в книге регистрации ее сменщица.

А еще через день она поднялась ко мне в номер и показалагазету. Чешскую, разумеется. Там в разделе криминальной хроники сообщалось, чтогражданин России Курбатов Денис Владимирович был убит. Полиция считает, что это– типичное заказное убийство, следствие внутренних разборок между русскими«деловыми людьми», которых в последнее время так много в Праге.

Переводя для меня маленькое сообщение, девушка чуть неплакала. «Я надеюсь, пан, это все-таки был не ваш племянник…»

Я понял, что из гостиницы надо сматываться. Чешская полициянаверняка в ближайшее время заявится туда, и сострадательная девица можетдогадаться рассказать им историю о несчастном больном дядюшке из России…

– Все? – тихо спросил Сквозняк после паузы, которая длиласьцелую вечность.

– Да, – кивнул Илья Андреевич и накинулся на котлетупо-киевски.

Кто знает, может, эта котлетка будет последней в его жизни…Ведь он так редко позволял себе вкусно поесть. А жаль, он многое потерял.

– Сколько у тебя наличности на сегодня? – Вопрос был задантак просто и буднично, что Илья Андреевич поперхнулся.

Речь шла о его личных сбережениях, о тех деньгах, которыебыли дороже жизни, ради которых он столько лет рисковал, отказывал себе вовсем. Да, речь шла только об этих, святых для Ильи Андреевича сбережениях, ибото, что осталось от общака банды, на данный момент представляло собой суммунастолько смехотворную, что и говорить о ней не стоило. Оба, Сквозняк иГоловкин, об этом знали.

Еще несколько секунд назад Илья Андреевич прощался с жизньюи не думал о деньгах. А сейчас оказалось, что с деньгами прощаться кудасложнее, чем со своей старой шкурой. Почему, интересно? Ведь никаких любимыхнаследников нет, и с собой на тот свет ни копейки не возьмешь…

– Сколько тебе нужно? – спросил Илья Андреевич сквозькашель.

– Все, – ответил Сквозняк просто, – мне надо все, что у тебяесть.

– Но у меня нет налика… Золотишко, побрякушки, срочныебанковские вклады… Сразу не получится.

– Можно и не сразу, – кивнул Сквозняк. – Не сразу.Постепенно.

Илья Андреевич налил себе еще водки, выпил залпом, быстро, снеприличной жадностью доел котлету и весь гарнир, который был на тарелке.Подозвав официантку, он спросил:

– Девушка, у вас можно купить пачку сигарет?

– Конечно. Каких вам?

– Самых лучших, самых дорогих. И еще кофе. Этот, как его?Капуччино! Илья Андреевич быстрым Движением отправил в рот сразу три тонкихломтика копченой осетрины, оставшихся на закусочной тарелке.

– Ты же не куришь, – заметил Сквозняк, когда официантка отошлаза сигаретами.

– Теперь курю! – Головкин залпом допил остатки водки прямоиз графина.

Володя заметил их еще в переулке. Болезненно-полный мальчиклет семи медленно шел рядом с пожилой женщиной. Женщина передвигалась накостылях. Оба были одеты очень бедно, почти нищенски. Володя ехал на небольшойскорости, окно машины было открыто. Он услышал, что мальчик называет пожилуюженщину мамой.

На перекрестке скопилось стадо машин, был час «пик». Когдазажегся зеленый для пешеходов, две толпы ринулись навстречу. Люди бежали, чутьне сшибая друг друга, лавируя между бамперами машин, вставших прямо наполосатой пешеходной дорожке.

Мальчик бережно поддерживал свою маму, они шли оченьмедленно. Их толкали, кто-то рявкнул: «Нельзя побыстрей? Мешаете!» И тут машинытронулись. Все еще горел зеленый, люди переходили дорогу, а машины уже ехали –прямо на людей.

Женщина с мальчиком замерли посреди мостовой. Володявыскочил из своего «Москвича» и рванул к ним, но не успел. Черный джип, ехавшийпрямо на женщину, будто перед ним была пустота, ударил бампером по костылю,костыли выпали из рук. Женщина упала на колени.

– Сука, дома сиди, раз больная! – завопил из открытого окнаводитель джипа.

Все машины вокруг оглушительно гудели. Володя, помогаяженщине подняться, подавая ей костыли, успел взглянуть на номер джипа. Лицоводителя он тоже успел разглядеть и запомнить.

Мальчик плакал. Женщина тихо повторяла:

– Спаси вас Господь!

Он ничего не ответил, быстро довел их до тротуара и бросилсяназад, к своей машине.

Джип обогнул площадь Белорусского вокзала, выехал наэстакаду, ведущую к Ленинградскому шоссе.

Водитель джипа не замечал, что из желтого старенького«Москвича» в его квадратный затылок неотрывно глядят ясные светло-голубыеглаза. Зло должно быть наказано.

– Скажите, пан Курбатов, по каким делам ваш брат приезжал вПрагу?

У полицейского инспектора было усталое лицо, мягкие, чутьобвислые щеки, мешки под глазами.

«Он пьет много пива и любит перченые шпикачки, – как-тоотстраненно подумал Антон. – А что, собственно, я должен ответить? Мой братприехал заметать следы? Наша дурацкая фирма погорела, и Дениска должен былразобраться с банковскими счетами, аннулировать пару-тройку договоров. Ничегокриминального в этом не было. Но и ничего законного тоже не было…»

– Это был частный визит. Мы оба выросли в Праге, осталосьмного старых друзей.

– Да, я знаю, – кивнул инспектор. – Пани Бем сказала мне,что училась с вами в одном классе и хорошо знала вашего брата.

– Пани Бем? – не понял Антон. – Кто это?

– Вы разве не знакомы с пани Бем? – быстро спросилинспектор.

– Нет, – покачал головой Антон.

– Ах, ну конечно! – Инспектор даже по лбу себя шлепнул. –Вы, наверное, знаете только ее девичью фамилию. К сожалению, я не могувспомнить. Эту пани зовут Агнешка.