дон»? С каких пор вы оспариваете решения Гитлера?

— Вы неправильно меня поняли, — оскалил зубы Вагнер. — Нет для меня большего счастья, чем служить одному рейху и одному фюреру! Но подобные меры в отношении всего лишь одного солдата, пусть и диверсанта, кажутся мне странными. Кажутся неуместными.

— Что бы вам ни показалось, я рекомендую молча делать то, что велят. А теперь позвольте…. Я должен присутствовать на процедуре сегрегации.

Менгель спустился по деревянному трапу на платформу, и потом за ним последовал Вагнер, одарив Везденецкого злобным взглядом на прощание. Прочную металлическую дверь закрыли, Везденецкий остался в темноте, и лишь в бойнице был виден двор и часть здания железнодорожного вокзала «Поныри».

Здание было изуродовано. Оконные рамы скалились битыми стеклами, а в некоторых оконных проемах вовсе не было оконных рам. Избитые осколками стены покосились, но на них все равно развесили длинные красные флаги с нацистской свастикой. Во время войны фрицы несколько раз захватывали и несколько раз теряли Поныри, но теперь, похоже, им окончательно удалось отбить поселение.

У входа во двор вокзала успели поставить пару «Пантер» и пулеметные вышки, а вокзальную территорию обнесли невысоким забором с колючей проволокой. В громкоговорителе, под воинственную германскую музыку, вещал голос нацистского «политработника», обещавшего военнопленным светлое будущее в Новой Великой Германии и безбедную жизнь.

Рядом с железнодорожным составом немцы поставили пару столов, перед которыми выстроилась очередь из военнопленных, подлежащих, как Менгель выразился, сегрегации. В чем заключалась сегрегация, Везденецкий понял почти сразу. К столам пленники подходили по одному, а врачи СС неспешно, даже вальяжно, измеряли черепа пленников компактными гониометрами.

Тех, кто больше был похож на арийцев, они отгоняли в правую сторону — тогда секретарь за правым столом подзывал к себе пленника и делал в журнале какие-то пометки. Тех, кто на арийцев вообще не походил, отгоняли в левую сторону, и секретарь за левым столом так же что-то записывал.

— Германия вам не враг! — Везденецкий вслушался в голос «политработника». — Германия освободила вас от коммунистического гнёта, и теперь вы сможете вместе с нами построить светлое будущее, за что фюрер и Третий рейх непременно вас вознаградят! Все вы будете разосланы по территории бывшего СССР на восстановительные работы, где потом сможете получить жилье и работу! Фюрер желает, чтобы вы стали славными германцами и не видели в рейхе врага!

Мягко стелил «политработник», и, более того, Везденецкий увидел в очереди людей с блаженными выражениями на лицах. Они, идиоты, были рады повестить на сладострастные речи пропагандистов. Евреи, знаете ли, то же считали себя германцами, пока их не обривали под ноль и не убивали «Циклоном» в газовых камерах. Пока из не замучивали до смерти каторжными работами.

Истребление трудом — вот как фрицы это называли.

Русские, безусловно, действительно примут участие в восстановительных работах. Ни один гордый ариец не обременит себя работой на земле побежденных. Должен ведь кто-то устранить устроенный немцами беспорядок. И устранять будут до тех пор, пока работников не убьют нечеловеческий труд и голод.

На измерении форм черепа сегрегация не заканчивалась. Затем левосторонних и правосторонних пленников отводили в сторонку, к Вагнеру, и тот, зажимая трость в подмышке, воодушевленно выкрикивал: «Seig Heil!», затем ожидая реакции заключенного.

В этом не было необходимости. Обычно сторонников фрицы выделяли быстро, на общих построениях, но похоже Вагнеру хотелось насладиться лизоблюдством тех, кто был сломлен поражением.

С омерзением Везденецкий наблюдал, как некоторые пленники с искренним энтузиазмом кидали ответную «зигу». С искренним энтузиазмом, без преувеличений. Наверняка они, прежде чем сдаться в плен, упорно отрабатывали умение правильно «салютовать» перед зеркалом, чтобы впечатлить немцев.

«Именно это черти станут «капо» в немецких концлагерях» — подумал Везденецкий, тщательно запоминая лица будущих предателей.

Тех, кто был предан СССР и Сталину, наверняка либо сразу убили, либо без суда и следствия отправили в концлагеря, чтобы уничтожить «неисправимых уголовников» в бараках смерти.

Вдруг Везденецкий увидел в очереди Митю, который насупился и сжимал кулаки, видимо готовясь вырубить охранника с винтовкой и сбежать. Нет.

Так дело не пойдет.

В таких условиях вырваться нереально.

Митя может и пробежит пару метров, но его сразу либо разорвут очередью из курсового пулемета «пантеры», либо снимут стрелки на пулеметных вышках. Действия требовались более грамотные.

— Митя! — крикнул Везденецкий, надеясь, что он услышит. — Митя, твою налево!

— Саня? — Митя весь превратился в слух, стал озираться. — Ты где, Саня?!

— Здесь! В вагоне! Быстро сюда!

Митя заметил, что фриц-охранник заболтался с милой белокурой девицей из очереди, которая строила немцам глазки с того самого момента, как попала на распределение. То ли жить хотела сильно, и была готова реально стать предателем, то ли хитрила. И гансы ведь с превеликим удовольствием покупались на ее чары. Ну, как тут было устоять? Длинноволосая блондинка, яркие голубые глаза и фигура как у спортсменки. Лет двадцать ей на вид было. Не больше.

Митя схватился за ручку, подтянулся и поднес лицо к бойнице.

— Шпагин, ты крикнешь «Зиг Хайль!» и сделаешь салют, когда Вагнер будет проверять тебя, понял?! — приказал Везденецкий, пристально посмотрев на Митю.

— Ч-и-и-во? — Митя скривился от омерзения. — Да я лучше щас фрицу в морду дам и сдохну от немецкой пули, чем буду по-ихнему балакать!

— Не будь дураком! — прорычал Везденецкий сквозь зубы. — Ты должен стать капо в лагере! Тогда ты сможешь получить ко мне доступ, а там мы уже сговоримся, как бежать! Если ты сейчас хоть на шаг в сторону рыпнешься — тебя расстреляют! Этого нельзя допустить. Ты нужен мне, чтобы освободить Москву!

— И як ты собираешься гансов с Москвы выбивать? — сощурился Митя. — Один? Они скоро там будут, Саша. Мы проиграли.

— Ты хочешь узнать, какие девки в будущем будут? Хочешь, чтобы наши девки вообще были в будущем? Хочешь родине помочь? Тогда делай, что я тебе говорю. Поверь на слово. Я потом тебе всё объясню. А пока…. Пока сделай всё возможное, чтобы стать капо. В жопу немцев целуй, в дёсна целуй, но стань надзирателем барака!

— Да тьфу на тебя! — отчаянно согласился Митя. — Будь по-твоему.

— Ты, дерьмо! — послышался крик охранника. — Быстро вернись в очередь!

Митя послушно отпустил поручень и соскочил на щебенку, покорно вскинул руки вверх, вернулся в очередь. Везденецкий терпеливо наблюдал за Митей, волнуясь, что тот выкинет нечто непотребное, но благо, Митя привык прислушиваться к другу. Доверие к Везденецкому пару раз спасало Мите жизнь, так что он не сомневался в необходимости салютовать.

Правда, неясно было, к какой категории немцы отнесут Митю. Морда-то у него была славянская, округлая. Вагнер проверял только правых.