– огрызнулась она на мужа и тут же с лаской начала убеждать Дашутку. – Ничего, у нас в лесу всё договорено, ни волк нас не тронет, ни лихой человек. Под защитой мы, и не только под Божьей.

– А под чьей же ещё можно быть? – удивилась Дашутка. – Неужели ты и с волками договорилась?

– Да что ты, зверь же слов человеческих не понимает! – беспокойно рассмеялась Тамара и тут же добавила. – Иногда и тёмные силы помогут, коли правильно попросить.

Дарья кивнула и ещё долго размышляла над её словами. Младшую дочь Настоятеля вынесли на руках со двора, затем по вечерним слободским улицам к надвратной церкви. Охрана возле ворот как раз сменилась, при створах стоял знакомый мужу Тамары ратник. Он выпустил беглецов в вечерние сумерки за внешние стены. Дарья старалась не кашлять, хотя часто вздрагивала от душащих приступов. Если бы отец сейчас увидел её, голов бы никому не сносить.

Тёмный лес застыл всего в полутора километрах от Монастыря. Торопливо пробежав по туманной низине, Тамара и её муж с Дашутой на руках скоро попали под густую сень высоких деревьев. Няня спешила провести их к тому месту, где с утра встретилась с Черноглазкой. Она очень боялась не успеть к возвращению Настоятеля или Жени, но про себя решила: «Будь, что будет!».

У алтаря их никто не ждал. Ножа в пне тоже не было.

– Что же это? Неужто обманула меня Черноглазка!

Тамара растерянно остановилась посреди вечерней поляны. С каждой проведённой в лесу минутой ей всё сильнее хотелось вернуться назад. Когда поблизости завыл волк, она почти что решилась, но тут кусты зашевелись и под тусклым бликом неполной луны на поляну вышла дикарка. В руках она несла три глиняных крынки: одна пустая, другая с водой, а третья крепко-накрепко запечатана.

Дикарка поставила кувшины на пень и жестом велела опустить Дашутку на землю. Муж Тамары пробормотал молитву и выполнил её указание. Черноглазка и Дарья поглядели друг на друга. Сирин нахмурилась и прикусила губу. Она видела в крестианской девчонке больше, чем могли заметить медики из лазарета. Наконец, Сирин взяла первую крынку.

– Лекарка твоя водицей, что ли, лечить собирается? – засомневался Тамарин муж. Она ничего не ответила. Отступать поздно.

На горлышке пустой крынки Черноглазка скрестила лезвия двух узких воронёных атамов. Беззвучно нашёптывая, она начала переливать через получившийся крест воду из родника, которая питала деревья, укрепляла их могучие корни и дарила здоровье вековым хвойным лесам. Как только заговор был наложен, она дёрнула Дашутку за пальто.

– Раздеть её надо, – догадалась Тамара.

– Ты что, баба, спятила? Примораживает, а девчонка-то совсем кашлем исходит.

– Велено, значит сделаем! Уйди прочь! – погнала она мужа. Сплюнув, тот отошёл подальше от колдовства. Тамара торопливо скинула с Дарьи пальто, затем и ночную сорочку. Чахлое и бледное тельце с выступающими рёбрами так и сжалось от холода. Дашутку пробрала дрожь, но жаловаться она не посмела. Сирин встала перед крестианкой с полным кувшином в руках и начала выливать заговорённую воду тонкой струйкой ей на голову. Она старалась омыть её целиком, не переставая при этом беззвучно нашёптывать.

Может быть потому, что она не проговорила слова, колдовство не сработало? Кашель ещё сильнее потряс крестианку. Сирин начала понимать, что придётся открыть последнюю крынку, ту самую, которую она украла сегодня из запасов Волчицы. Сирин взяла отставленную напоследок крынку и кончиком ножа вскрыла на горлышке воск. Как и в первом сосуде, внутри этого плескалась вода, но гораздо мутнее и с тухлым застоявшимся запахом. Сирин посмотрела на воду: всё-таки надо было просить у крестианцев мясо!

Тамара со страхом приглядывала за омовением, даже не зная, какое великое зло пытается унять ворожея с помощью мутной воды. Не знала она и о тех, кто неотступно следил за ними с самого первого шага в лесу. За обрядом у алтаря внимательно наблюдали волчьи глаза.

*************

– Как увидел её, сейчас же смекнул, что к чему, – прошептал Яр дружкам. – Может мать мою блудливая тварь и обманет, но меня и спящего не проведёт! С молочных клыков её, гадину, знаю, сколько подлости в ней, сколько кривды, сколько коварства!

– Это что же Сирин, колдует? – хмыкнул Свирь. Четверо молодых Навьих охотников притаились у алтаря и внимательно наблюдали, как оседлый приёмыш обмывает крестианку водой. Ещё в логове Яр заметил, как Сирин ворует крынку, но шума не поднял, а прихватил с собой ватагу дружков и выследил её возле пней. Так и открылось тайное колдовство за еду. Нутро Яра передёрнуло от злости и предчувствия скорой расправы.

После стычки с Великим Зверем прошло три года и его дружки возмужали. Яр уводил их дальше от логова, чтобы в оседлых общинах творить самые тёмные развлечения. Не так давно его руки окропились и человеческой кровью, он на спор разорвал горло оседлышу. Охота на людей горячила кровь больше, чем на животных, хотя на диких зверей охотиться даже было сложнее.

Сын Волчицы снова хотел убивать и изнывал в логове без набегов. В то время ему как раз и попалась Сирин, ворующая у его матери.

– Она предала наше племя, дружбу с крестианцами заимела, – сплюнул Вольга с отвращением. Иссечённая шрамами шея здоровяка начала багроветь, в глазах засверкали недобрые искорки. – Оседлый заморыш только роду убыток! Мать-Волчицу обрекла на потерю, козни строит, кривляется, одного зла нам желает! Яр, а Яр? Давай кинемся на чужебесых и перебьём их всех разом! Оружия-то при них нет – это чую...

Яр покачал головой. Он чувствовал то, чего дружки не ощущали. Зимний Волк предупреждал о растревоженном зле. Колдовство пропитало весь воздух