или никогда не проявляется, возможен. Мы пытаемся создать его для тех, кто не способен самостоятельно решить проблему наказания, например для младенцев, слабоумных или психически больных, и, если бы это можно было сделать для всех, удалось бы сэкономить много времени и энергии.

Защитники свободы и достоинства возражают против подобного решения проблемы наказания. Такой мир порождает только автоматическую доброту. Томас Хаксли[32] не видел в этом ничего плохого: «Если бы какая-нибудь великая сила согласилась заставить меня всегда думать то, что верно, и делать то, что правильно, при условии, что я буду чем-то вроде часов и буду заводиться каждое утро, прежде чем встану с постели, я бы немедленно согласился на такое предложение». Но Джозеф Вуд Кратч[33] называет это малоправдоподобным представлением «протомодерна» и разделяет презрение Томаса Элиота к «системам столь совершенным, что никому не нужно быть добрым».

Проблема в следующем: наказывая человека за плохое поведение, мы оставляем за ним право понять, как вести себя хорошо и получить похвалу за хорошее поведение. Но если он ведет себя хорошо по причинам, которые мы только что рассмотрели, это заслуга окружающей среды. Речь об атрибуте автономного человека. Люди должны вести себя хорошо потому, что они хорошие. В «совершенной» системе никто не нуждается в доброте.

Безусловно, есть веские причины думать хуже о человеке, который добр лишь автоматически, поскольку в этом меньше личного. В мире, где не нужно много работать, он не научится выдерживать тяжелую работу. В мире, где медицинская наука облегчила боль, он не научится воспринимать болезненные раздражители. В мире, где автоматическая доброта поощряется, он не научится воспринимать наказания, связанные с плохим поведением. Чтобы подготовить людей к миру, где нельзя быть добрым автоматически, нужно соответствующее обучение. Однако это не означает постоянную карательную среду, и нет причин препятствовать прогрессу на пути к миру, в котором люди могут быть автоматически добрыми. Трудно побудить людей не быть хорошими, а вести себя хорошо.

Вопрос снова в видимости контроля. По мере того как условия окружающей среды становятся все менее заметны, доброта автономного человека становится все очевиднее, и имеется несколько причин, по которым карательный контроль становится незаметным. Простой способ избежать наказания – избегать карателей. Сексуальные игры становятся тайными, а жестокий человек нападает только тогда, когда рядом нет полиции. Каратель компенсирует это маскировкой. Родители часто подглядывают за детьми, а полицейские носят штатское. Тогда побег должен стать более изощренным. Если автомобилисты соблюдают скоростной режим тогда, когда видят полицию, скорость можно контролировать с помощью радара. Однако водитель устанавливает электронное устройство, сообщающее, когда используется радар. Государство, которое превращает граждан в шпионов, или религия, пропагандирующая концепцию всевидящего Бога, делает побег от карателя практически невозможным. То есть карательные условия максимально эффективны. Люди ведут себя хорошо несмотря на отсутствие видимого контроля.

Однако отсутствие контролера легко понять неправильно. Обычно говорят, что контроль становится интернализованным, а это другой способ донести следующее: он переходит от окружающей среды к автономному человеку, а в действительности просто становится менее заметным. Один из видов контроля, о котором говорят, что он интернализируется, представлен иудеохристианской совестью и фрейдовским Сверх-Я. Эти внутренние агенты говорят тихим голосом, указывая человеку, что делать и, в частности, чего не делать. Эти слова берутся из общества. Совесть и Сверх-Я – наместники общества, и как теологи, так и психоаналитики признают их внешнее происхождение. Если ветхозаветный Адам, или Оно, говорит о личном благе, обусловленном генетической одаренностью человека, то совесть, или Сверх-Я, говорит о том, что хорошо для других.

Совесть, или Сверх-Я, возникает не просто в результате маскировки карателей. Она представляет собой ряд вспомогательных практик, которые делают карательные санкции эффективнее. Мы помогаем человеку избежать наказания, рассказывая о карательных условиях, мы предупреждаем его не вести себя так, за что он, скорее всего, понесет наказание, и советуем вести себя так, чтобы избежать его. Многие религиозные и государственные законы имеют подобные эффекты. Они описывают обстоятельства, при которых одни формы поведения наказываются, а другие – нет. Поговорки, афоризмы и прочие формы народной мудрости часто содержат полезные правила. «Семь раз отмерь, один раз отрежь» – предписание, вытекающее из анализа определенных видов условий: отрез ткани без измерения будет наказан скорее, чем тщательное измерение, а затем, возможно, более точное действие. «Не укради» – это предписание, вытекающее из социальных условий: воров наказывают.

Следуя правилам, которые другие вывели из карательных условий в естественной и социальной среде, человек часто может избежать наказания. И правила, и условия, порождающие поведение, подчиняющееся правилам, могут быть заметными. Однако их можно выучить и вспомнить позднее – тогда процесс незаметен. Человек сам говорит себе, что делать и чего не делать, легко упустить из виду то, что этому его научило вербальное сообщество. Когда человек выводит собственные правила из анализа карательных условий, мы с большой вероятностью похвалим его за последующее хорошее поведение, зато видимые этапы просто исчезают в истории.

Когда карательные условия являются просто частью несоциального окружения, ясно, что происходит. Мы не позволяем человеку самостоятельно учиться водить машину, ставя его перед сильными карательными условиями. Мы не отправляем его на оживленное шоссе без подготовки и не возлагаем на него ответственность за происходящее. Мы обучаем его безопасному и умелому вождению, учим его правилам, позволяем начать водить машину в учебном устройстве, где карательные санкции сведены к минимуму или вовсе отсутствуют. Затем выводим его на относительно безопасную трассу. Если добьемся успеха, удастся воспитать безопасного и умелого водителя, вообще не прибегая к наказанию, даже если условия, при которых он будет водить всю оставшуюся жизнь, будут в высшей степени карательными. Мы, скорее всего, безосновательно скажем, что он приобрел «знания», необходимые для безопасного вождения, или теперь он «хороший водитель», а не человек, который умеет хорошо водить машину. Когда условия носят социальный характер, в особенности организованы религиозными организациями, мы с гораздо большей вероятностью делаем вывод о «внутреннем знании блага» или внутренней доброте.

Доброта, которой приписывается хорошее поведение, является частью достоинства или значимости человека и показывает такую же обратную зависимость от видимости контроля. Мы приписываем наибольшую доброту тем, кто никогда не вел себя плохо и, следовательно, никогда не получал наказаний, и тем, которые ведут себя хорошо, не прибегая к правилам. Обычно таким человеком изображают Иисуса. Мы предполагаем меньше доброты в тех, кто ведет себя хорошо только потому, что был наказан. Исправившийся грешник иногда похож на святого по природе, но тот факт, что он подвергался наказанию, накладывает определенный порог природной доброты. Близко к исправившемуся грешнику те, кто проанализировал карательные условия окружения и вывел правила, которым стали следовать